— Правда? — спросил Тоф. — А я думал, он нашего возраста.
Тоф сидел сзади и просунулся вперед, крутя головой между мной и Марни.
— Ой. Господи, — сказала Марни и прыснула.
Тофу понадобилось еще несколько секунд, чтобы осознать, что он ляпнул.
— Тоф, тебе одиннадцать лет.
Он покраснел и откинулся на спинку. Марни продолжала хохотать.
Но хотя мне отчаянно хочется, чтобы он влился в свою возрастную группу, я боюсь, что, если он вольется в нее слишком хорошо, то окажется недосягаем для моих собственных нужд. А как жить, если рядом нет никакого Тофа, который всегда под рукой, здесь, в этой комнате, всегда готов сбегать по какому-нибудь поручению, готов к тому, чтобы его пихнули в стенку, надавали по почкам или везли, как сейчас, например, в Берклийскую гавань, чтобы там перекидываться разными штуками? Без Тофа нет жизни. Мы ездим к этой гавани, если нам хочется покидаться чем-нибудь на берегу, а на поездку к океану нет времени. То, что называется «Берклийская гавань», на самом деле — отвал, продолжение Юниверсити-авеню, вытягивающийся, как палец, прямо к Заливу. Если проехать мимо лодок на приколе, клубов и ресторанов, оказываешься в парке, вытянутом вдоль залива, огромном, где очень мало деревьев и очень много травы. Это рай для воздушных змеев, особенно — самая дальняя часть, та, что дальше всего выдается в Залив. Там всегда толпы — бывают и дети с родителями, но в основном полупрофессионалы, у кого-то — обычные змеи, у кого-то пилотируемые в виде истребителей «Ф-16 Томкэт», с пультами дистанционного управления, детально проработанные, с окнами и кабинами пилота, с искусно сделанными свободнонесущими крыльями и тридцатифутовыми хвостами, они мотаются взад и вперед, потом резко по диагонали летят вниз, почти касаются травы, а потом снова взмывают вверх, а их хозяева суровы, сосредоточены, прямо капитаны у штурвалов.
Их трейлеры и фургончики припаркованы рядом, на площадке в дальнем конце, который почти соприкасается с Заливом, и они сидят на раскладных стульях и обсуждают новые модели тросов, перспективы объединения всех любителей воздушных змеев или как сделать так, чтобы нам напакостить, как сделать так чтобы им, блядь, нагадить, чтобы они позлились; они — это мы, те, кто пытается чем-нибудь перебрасываться. Подъезжая к гаванн, мы молимся, чтобы их там не было, но всякий раз, и сейчас тоже, они тут как тут. Мы паркуемся, оставляем в машине обувь, достаем вещи, а у Тофа…
— Слушай, сними свою бейсболку.
— Чего-чего? — спрашивает он.
— Они у нас одинаковые. Сними свою.
— Сам снимай.
— Нет, ты сними. У меня волосы хуже выглядят.
— Ничего подобного.
— Хуже-хуже. У тебя они еще прямые. А мои сам знаешь, на что похожи, если я похожу в бейсболке.
— Ах какая жалость.
— Ладно, ладно.
— Спасибо.
— Придурок.
Мы хорошо экипированы: у нас масса штук, которыми можно бросаться. Сначала — футбольный мяч, но надолго его никогда не хватает, потому что у Тофа еще слишком маленькие руки, чтобы его схватить. Потом — бейсбольный мяч, он серьезно нужен нам для тренировки, ведь Тоф сейчас в команде получше, ребята в ней постарше, повыше и покрепче, и его уже начинают обходить, задвигать на второй план — его оставляют на внешнем поле, иногда на правом, и после стольких лет тренировок это унижение для нас обоих. Поэтому мы кидаем в небо мяч, пытаясь, хотя и не особенно старательно, не задеть змеи, и все-таки сбиваем их, пока они болтаются и пляшут над нашими головами, а тросы пролетают между нами.
Он пропускает мяч. Он пропускает мяч потому, что экспериментирует и отрабатывает фокусы.
— Эй, ты не в баскетбол играешь, чудило!
— Ты не в баскетбол играешь, чудило.
— Кончай меня передразнивать.
— Кончай меня передразнивать.
Сегодня он все повторяет за мной.
Мы снимаем перчатки и кидаем фрисби, ожидая, пока соберется восторженная толпа. Места здесь поменьше, чем на пляже или в парке на холмах, и скромные размеры площадки требуют известной аккуратности и столько силы, сколько мы обычно вкладываем в бросок, тут не надо, все равно не выйдут броски длинные, высокие и мощные, те, которыми мы известны и знамениты. Но мы все-таки их совершаем, мы посылаем фрисби между свисающими по диагонали тросами воздушных змеев, заставляем его огибать случайных прохожих и ловим каким-нибудь безумным способом — между ног (но не так, как делают фрисбиметатели-щеглы), за спиной (прыгнув и вполоборота слева направо), на палец, так что диск крутится — раз, другой, третий — мы укрощаем его, пока его вращение не прекращается. Мы великолепны. Этого нельзя отрицать.