Здесь лесов не было — и не было сетки, предохраняющей от случайного падения. За всю историю душницы никто ни разу не пытался, выпрыгнув с балкона, свести счёты с жизнью. Здесь не полуостров, здесь заботятся о душе.
Сашка расстегнул «молнию» и достал мяч. Снова вздрогнул, когда коснулся его поверхности.
И ещё раз — услышав голоса этажом ниже.
Хриплый:
— …безумие какое-то.
Нарочито спокойный, рассеянный:
— Мне только что звонил Григорьев с двести пятого. И Храпко: у них на сто девяностом то же. Как будто эпидемия, цепная реакция.
— Бр-р-ред! Боже, какой бред! Ты связывался с патриархом?
Собеседник хриплого затянулся папиросой, выдохнул.
— Велели стравливать пар. Точней — выпускать.
— Что-о-о?! Они вообще понимают?.. И кто это «велели»?
— Успокойся, решение согласовано на высшем уровне. Времени нет, надо всё делать оперативно. Я уже велел поднять списки. Тех, кого не посещали больше года, — в первую очередь. — Ещё одна затяжка. — Уже должны были объявить, что поступил звонок, якобы кто-то из застенных радикалов пронёс бомбу. Эвакуация, полная блокировка. К вечеру управимся.
— А если они не уймутся? Ты помнишь, как в семьдесят втором?..
— Выпустим столько, сколько потребуется. Всё, точка.
— Но мы же… это ведь хуже убийства, Вадим! Ты же верующий человек, должен понимать…
— Что я должен понимать? «Лишаем их шанса на искупление грехов»? «Ввергаем в пучину огненную»? А может, наоборот? В любом случае сейчас это не имеет никакого смысла. Диспуты потом, сначала — дело. «Мёртвые к мёртвым, живые — живым». Классиков надо читать, Андрюша, классиков.
Они ушли, точно ушли, но Сашка ещё какое-то время так и сидел: упершись одним коленом в ледяной пол балкона, сжимая в руках пульсирующий мяч. Из оцепенения его вывел звонок мобильного.
— Да? — Он прижал мобильный плечом к уху и начал отрывать полоски скотча. — Да, я слушаю, говорите.
— Турухтун?
— Курдин?!
— Ты чего не отвечал? Слушай, я только сообразил… Ты сейчас вообще где?!
— Какая разница? И лучше давай потом…
— Только трубку не бросай, слышишь! Обещаешь? Это важно!
Сашка оторвал последнюю ленту, разломил мяч и вынул оттуда дедов шар. Тот рванулся кверху, струной натянул цепочку.
— Алло! Чего молчишь?
— Обещаю, — сказал Сашка. — Только быстро давай, мне некогда.
Он встал и отошёл подальше от дверей, чтобы случайно не заметили. Давно надо было, дурень.
— Мне мать сказала, что Настя уезжает. Я звонил попрощаться — а её нет дома. Вроде как с тобой и с Лебединским ушла в душницу. Тут я и сообразил. Если бы с тобой одним — ладно. Но с Лебединским!..
— Ну и что ты там сообразил?
— Зачем тебе деньги, — тихо ответил Курдин. — И зачем она помогла тебе пройти в душницу.
— Ну и зачем? — так же тихо спросил Сашка.
— Это ветер, да? Ты уже наверху? Не бойся, Турухтун, я не выдам. Я тебе завидую, Турухтун: я бы так не смог.
— Ты говорил — у тебя что-то важное. Если нет… у меня мало времени, честно. Лучше созвонимся…
— Не отпускай его!
— То есть?
— Я ведь тоже думал о таком. Ну, чисто теоретически. И как быть с душеловами — тоже; и, конечно, вариант с душницей рассматривал. Не получится, Турухтун.
— Представь себе, я уже здесь, — зло сказал Сашка. — Стою на балконе и трачу на тебя время. Понял?!
— А дальше что? Отпустишь шар — лети в небо? Душеловы далеко внизу, всё такое… Ага, сейчас! Она вся — один сплошной душелов, понимаешь? Почему, по-твоему, у неё этот балкон спиральный? Да потому что в сам балкон душеловы и вживлены, в узоры эти уродские.
Внизу вдруг хлопнула дверь, кто-то спросил:
— Где? Где?
— Должен быть где-то здесь, его видели…
Сашка замер.
— …понимаешь, Турухтун, это бессмысленно. Его притянет к верхнему какому-нибудь витку — и всё. Потом когда-то снимут — если заметят. Сваливай оттуда. Вместе придумаем вариант получше. Времени у нас полно, спешить некуда…
— Ты же мог просто вывезти своего куда-нибудь далеко за город, — прошептал Сашка. — Если бы хотел.
Курдин запнулся.
— Да, но…
— Ладно, — сказал Сашка, — спасибо за помощь.
И вырубил мобилу.
Внизу на повышенных тонах спорили, искать его или заняться более важными делами.