К тому моменту, как шторм кончился, я целых два дня не ел и не выпил ни капли воды. Корабельный кок специально приготовил жидкую кашку с курицей. Я съел чашку этой кашки и почувствовал, какая она необыкновенная, вкуснее ласточкиных гнезд и акульих плавников, словно туда добавили волшебные травы и лучшие приправы. Это была самая замечательная, самая прекрасная кашка, какую я пробовал за всю свою жизнь, – до сих пор помню ее неповторимый вкус. К этому времени небесный простор расчистился на тысячи ли, в небе засияло яркое солнце, поверхность моря была как зеркало, волн не было совсем. Летучие рыбы носились над водой, как стаи птиц. До горизонта была первозданная пустота, ни островка; земля если и виднелась, то где-то очень и очень далеко. Я был просто счастлив от такого зрелища, даже хотелось пуститься в пляс.
25 апреля наш корабль прибыл в Гонконг. У нанкинского правительства здесь был дипломатический спецпредставитель, что-то вроде консула или посла в других странах. Канцелярия этого спецпредставителя отвечала за наш прием. Нас встретили на причале и доставили на постоялый двор. Это был крайне примитивный не то курятник, не то лавчонка – приличных комнат там не было. Нам выделили две крошечные каморки, соединявшиеся с длинной, как труба, комнатой, которую можно было назвать «гостиной», площадь ее была метров тридцать. Кроватей не было, только циновки лежали на полу. Жили здесь от двадцати до тридцати постояльцев, по виду – мелких торговцев или безработных, у некоторых были шрамы на теле, как при сифилисе. Эти люди не имели никакого представления о приличиях и вежливости, как, впрочем, и о порядочности – орали, постоянно плевались, курили табак отвратительного качества, так что в комнате висела густая завеса дыма. В Гонконге места мало, а людей много – пространство буквально на вес золота, поэтому даже такое жилье найти непросто. Мы ожидали корабль в Шанхай, поэтому согласились остаться в таких условиях.
Я давно слышал это манящее слово «Гонконг», но никогда раньше здесь не был. Все вокруг было для меня новым и необычным, однако впечатление, которое на меня произвел этот город, трудно назвать восхищением. Я десять лет прожил в Европе, видел такие известные всему миру страны как Швейцария, Франция, Германия – видел сам, собственными глазами! Гонконг сороковых годов с Гонконгом сегодняшним объединяет только то, что «людей много, места мало». Отличие же в первую очередь в том, что в прежнем провинциальном Гонконге не чувствовалось дыхания культуры, найти там обычный книжный магазин было делом не из легких. Центральные улицы настолько полны людьми, что они сталкиваются плечами и наступают друг другу на пятки; все кипит и бурлит. Высокие дома над головой похожи на голубятни, из них раздается невообразимый шум; грохот от перемешиваемых костей мацзяна похож на звук обрушивающегося водопада, потом кости с яростью вываливают на столы, как будто по необъятной равнине несется ураган и ливень с градом. Я ощущаю себя по-настоящему среди своих, в этом отношении не может быть никаких иллюзий. В тогдашнем мирском Гонконге смотреть почти не на что, за исключением моря и ночного города. Здесь, в горах, с наступлением ночи, так же как в Чунцине, зажигаются тысячи огней: большие и маленькие, круглые и квадратные, вверху и внизу – их множество, и они сияют словно звезды на небе, как бы говоря людям, что эта человеческая суета очень даже милая.
Столкновения и борьба порой бывают неизбежны. Как в Швейцарии, Марселе или Сайгоне, так и здесь нашими противниками были представители дипломатических миссий. Мы пошли на встречу со спецпредставителем Го Дэхуа, целью переговоров была возможность уехать в Шанхай. Так же, как и в Сайгоне, на корабль попасть было трудно, для этого требовалась большая поддержка со стороны дипломатического корпуса. Спецпредставитель восседал за огромным письменным столом в светлом и просторном кабинете и выглядел величественно и неприступно. Он был в огромных очках с оправой из черепахового панциря, с миниатюрными усиками, круглой физиономией толстосума и демонстрировал себя, принимая нас, так сказать, как просителей. Все стало ясно с первого взгляда. Как говорится в народе, «пока не подерешься – не познакомишься», так что и нам надо было себя показать. Он не поднялся из-за стола; мы тоже словно не заметили указанных нам стульев, а вместо этого дружно уселись прямо на его роскошный письменный стол.