Выбрать главу

На другом конце города щелкнул выключатель, узкая прихожая осветилась, на стене обозначилась тень. Пули и взрывы постепенно удалились, вновь проступили стены.

– Не включай свет, Лина, – попросил тихо Лазарь.

Он не выносил свет ни дневной, ни электрический. Ему мерещилось, что свет обнажал его полностью и Лазарь становился мишенью. А темнота его друг, он привык к ней, зрение обострялось, и не только оно, обострялись чувства, нервы.

Лина неторопливо сняла плащ, повесила в прихожей и бесшумно вошла в комнату. Присев перед ним, коснулась прохладной ладошкой щеки со шрамом от виска до верхней губы – след от ножа. Лазарь очень необычный. По предположениям Лины, ему лет двадцать пять – двадцать семь, не больше. Сам он об этом не хотел говорить не потому, что скрывал возраст, причина в другом: Лазарь вне времени, вне возраста, вне общества. Темные волнистые волосы всегда в беспорядке, небольшие глаза недоверчивы, тело крепкое, роста небольшого, но он очень сильный физически.

– Ты весь мокрый, – произнесла она едва слышно, ведь он еще не выносил и шума.

– На улице дождь, – сказал полушепотом, стараясь не дышать. Прикосновения Лины излечивали от видений, волновали и пробирались под кожу, отчего Лазарь расслаблялся, чувствуя, как на смену страхам приходил трепет предвкушения.

– Тебе плохо? – спросила Лина, приложив свои губы к шраму.

– Нет, – и это была правда. – Почему ты приходишь так поздно?

– Работа, ты же знаешь. Ты… сделал?

– Да.

Он дернулся, глаза его сверкнули, тело напряглось. Лина, тонко чувствуя перемены в его настроении, поспешила губами закрыть рот Лазаря. Она дразнила не дразня, завлекала не завлекая, успокаивала без усилий, потому что это она. И так всегда. Чуть отстранившись, сказала:

– Ты устал. Я приготовлю тебе ванну.

И всегда безошибочно угадывала, что ему нужно в данный момент. Через минуту звук воды, наполняющей ванну, соединился с ливнем за окном. Блеснула молния, раскаты грома напомнили прошлое. Чтобы отвлечься, Лазарь стал расшнуровывать ботинки. Войдя в комнату, Лина взяла его за руки:

– Разреши мне?

Тонкие пальцы легко ослабили шнурки, сняли ботинки, куртку, рубашку. Раздев донага, Лина отвела его в ванную. Теплая вода обняла тело, рассредоточила внимание. Лазарь наслаждался, когда Лина водила скользкой мочалкой по спине, груди, плечам. Спину она мыла особенно тщательно и осторожно. Жуткие полосы – следы от плетей – давно зажили, но причиняли неудобства при жаре или ныли на погоду. Только руки Лины, как целебный бальзам, способны заставить забыть о боли, прошлом, которое всегда живо в Лазаре.

УТРОМ СЛЕДУЮЩЕГО ДНЯ…

Ставрова точил червь сомнения: «Она обыкновенная потаскуха, опытная и хитрая. Вдруг наградила какой-нибудь заразой?» Поскольку внутреннее чутье отвергало подобные мысли, выставил убедительный аргумент: «Но почему она так легко пошла со мной?» На сей раз чутье промолчало. За чаем – больше ничего не нашлось – не выдержал:

– Ты так со всеми? Ты всегда отдаешься первому встречному?

Лицо Алисы потемнело, но ответила без тени обиды:

– Никогда.

И Ставров почему-то поверил. При свете дня рассмотрел цвет глаз Алисы – серые, но очень темные, издали казались черными. Невозможно не верить печальным и открытым глазам, видящим насквозь, и мудрым, словно Алиса прожила на свете лет двести. Такого с ним не бывало, но стало стыдно. Прикуривая и пряча взгляд, сказал то, что, по его мнению, она хотела услышать, а ему не хотелось говорить:

– Прости, я обидел тебя. Я не прав.

Она улыбнулась, черт возьми, с жалостью:

– Ты сказал то, что подумал. Так это и выглядит. Но это не так.

Уличила. Стало противно и от собственных подозрений, и от ее проницательности. Он ретировался в спальню переодеться, мысленно уговаривая себя: «Таких красоток много разгуливает по городу, и все они изощренные лгуньи. Ну почему она пошла со мной? Я не верю ей». А чутье молчок. Но когда вернулся на кухню, где Алиса мыла чашки, почти с ужасом осознал, что прирос к ней. Неужели это возможно так быстро? Отвез ее, куда просила, договорившись встретиться здесь же в семь вечера.

Образцовый человек дела опоздал на работу, а без него ни одно решение принято быть не может. Дело, или как сейчас принято говорить – бизнес, для Ставрова смысл жизни, без чего невозможно существование. Бизнес – это не только деньги, девочки, рестораны. Это работа – иногда сутки напролет, – напряжение мозгов и нервов, самоутверждение, азарт, в конце концов. Еще это творческий процесс, особенно когда крутишься в большом бизнесе с партнерами за рубежом, которые свято блюдут свои интересы. Здесь слюнявым не место. Ставров из тех, кто напрочь отвергает идеологию лентяев: человеку не много надо. Нет! Человеку надо много. Если же он довольствуется куском колбасы из высококачественной бумаги да тесной конурой – грош ему цена. Ставров вертится, как динамо-машина, и имеет право есть в ресторане омаров, содержать роскошную женщину, валяться на песке в Марокко. Хотя этими благами пользовался редко, ибо Сима готовит лучше царского повара, от продажных женщин воротит, а отдыхает… забыл, что это такое. Поражения и взлеты, переговоры и разъезды, кипы бумаг, которые надо сто раз перепроверять, – все это бизнес. Поэтому Ставров, попав в офис, закрутился и забыл обо всем на свете.

Во второй половине дня секретарша, деваха кровь с молоком, броская, яркая, принесла письмо:

– Просили передать лично в руки. Сказали, срочно и очень важно для вас.

На конверте надпись: «Ставрову М.» Развернув сложенный белый лист бумаги, прочел:«НУ, КАК?»

– Кто передал? – спросил, помрачнев.

– Парень э… такого вида… рокерского, что ли…Он меня встретил внизу, сунул письмо и убежал, очень торопился.

– Как он выглядел?

– Да никак. То есть… одет в кожаную куртку с молниями, кожаные штаны, армейские ботинки… и все.

– А лицо?

– Лица не видела. Он в шлеме мотоциклетном был, закрытом.

– Спасибо, можешь идти.

Вот «привет из ада» и напомнил о себе, отодвинув все-все на второй план. Марк некоторое время сидел как прибитый, затем, набрав номер, сказал:

– Леха, ко мне.

Через сорок минут Леха выковыривал отверткой пулю из двери. Ставров, прохаживаясь по террасе с колоннами, ждал. Чего, собственно? Леха не разъяснил бы, что произошло и кто прислал более чем странный привет.

– А стреляли с близкого расстояния, – сказал Леха, орудуя отверткой.

– Я это еще вчера понял, – проговорил Ставров, подходя к нему. – Перепонки чуть не лопнули. Он не пользовался глушителем.

– Глубоко застряла.

– Птенчики, кушать будете? – появилась Сима и вдруг закричала на Леху: – Ой! Ты что делаешь?! Зачем дверь колупаешь?

– Сима, отстань, – промямлил Ставров.

– Ты посмотри: отстань да отстань! – разошлась тетка Сима. – Испортил ведь! А ты? Где пропадал, Марк? Дома не ночевал, где тебя носит? Ел хоть сегодня? Я накрою, а? Можно? – перешла на просительный тон.

– Иди накрывай, – разрешил Ставров, – только не зуди.

Сима засеменила в дом, ругая вслух Леху за испорченную дверь, а тот протянул наконец пулю на ладони:

– На уровне головы прошла, – спрыгнул на дорожку, походил и заключил: – Примерно отсюда стреляли. Где-то гильза должна быть.