Острот Франсуа Пако не понял. Но что такое шанс, он знал.
— Ну вот. В этой игре у смерти много шансов. А нам не повезло. Но в игре бывают всякие неожиданности. Я это знаю, я люблю скачки. На финише вдруг всех обгоняет лошадь, на которую никто не ставил. Это называется аутсайдер. Вот мы — аутсайдеры. Понял?
— Ничего не понял, — ответил Пако. — При чем тут лошади? Мы танкисты, а не кавалерия, — с гордостью сказал он. — А на смерть я плевал! Вот так! — Он плюнул и изобразил на лице величайшее презрение. — Я только говорю, что русскому нельзя попасть в лапы фашистов. И он что-нибудь придумает.
— Вы, испанцы, всегда надеетесь на других, — покровительственно сказал Франсуа. — Конечно, русский знает свое дело лучше нас. Недаром его учили.
— Он был командиром Красной Армии, — с уважением, почти с восторгом шепнул Пако. — Он слов даром не тратит.
Пако и Франсуа привыкли болтать о чем угодно в присутствии Николаса, думая, что он их не понимает, когда это им не нужно.
— Ну да, — сказал Франсуа. — Но этому его вряд ли учили.
— Чему?
— Как выигрывает аутсайдер. Как выигрывают с одним шансом.
— Красная Армия все знает и ко всему готова, — категорически заявил Пако.
Франсуа хотел было возразить, но сказал только — не то с сомнением, не то с надеждой — свое обычное «посмотрим».
Николас прекрасно знал слова «русский», «Красная Армия». «Вот черти, — подумал он, — наверно, говорят, что в Красной Армии этого бы не случилось и что я липовый командир. Но вел же танк Франсуа, и никто не мог знать, что тут мина».
Николас даже покраснел, но тотчас успокоился: они явно его ни в чем не обвиняли. Но он сейчас же заволновался снова: он понял, что они всецело надеются на него. «Как на каменную гору», — подумал он и усмехнулся: месяц тому назад республиканцы еще владели вот теми темно-рыжими горами и надеялись на них.
— Смотри, как он спокоен, — шепнул Пако. — Русские всегда такие.
— Англичане тоже спокойные, — ответил Франсуа.
— Англичане из гордости, — объяснил Пако, — они других не считают людьми. А русские — оттого, что они все знают, и еще оттого… — он запнулся.
— Еще отчего?
— Оттого, что у них советская власть.
— А-а, — ответил Франсуа. — Конечно. Если бы она была у вас, Франко давно висел бы на фонаре, а мы бы не попали в эту грязную историю.
«Вызвали, спросили: «Хочешь ехать?» — думал Николас. — Тогда все мечтали об одном: в Испанию! Наташке сказал: «Посылают в командировку». Она вся побледнела и спрашивает: «Туда?» Я говорю: «Да нет же, глупая ты, в Сибирь, на Дальний Восток». А она не поверила. «Ладно, не говори, все равно знаю — туда. Счастливый!» А сама и дрожит и сияет. Я не дрожу, но, наверно, тоже сияю. Товарищ, который отправлял, посмотрел на меня и на мой документ сквозь очки: «Товарищ Николас, вы ко всему готовы?» И начал сыпать: особые условия, острое положение, сложная обстановка, другие люди, гибкость, подход… Я и бухнул: «Ко всему готов». Попробуй не бухни! Сам бы на себя руки наложил, Наташка выгнала бы. Все думал: я, я… Я готов, я выдержу, я буду храбрым, я, если понадобится, умру… А тут, пожалуйста, — они, отвечай за них. Одно дело учить их. Сообразительные, черти, все схватывают, только лентяи и устают быстро. Что француз, что испанец. Но другое дело сейчас. Ладно, я могу в любую минуту пулю себе в лоб пустить. Сказано: живым в руки фашистов не попадаться. А они? Француз уже предложил: стреляемся. Ишь какой быстрый! А там что скажут? Где выдержка? Разве я все сделал? Какое имел право губить других? Коммунист должен до последнего… Выходит, ни к чему я не был готов».
Николас сидел в той же неподвижной позе. Пако шепнул:
— Спит? Вот воля! Каждую минуту использует!
— Если нам осталось только спать, — ответил Франсуа, — то для этого у нас впереди целая вечность.
— А ты думаешь, вечность есть? — простодушно спросил Пако.
— Вот это по-испански! — расхохотался Франсуа. — Самое подходящее время для самообразования!
Теперь оба хохотали, и Николас в душе немножко позавидовал им, но строго подумал: «Дети какие-то…»
— А, негодяи, козлы, дети скверной матери! — закричал вдруг Пако. Он и Франсуа разговаривали, все время поглядывая в щели.
Несколько фашистов вышли из-за поворота в окопе, неся в руках солому и сучья.
— Они хотят поджечь нас!
Ни Пако, ни Франсуа не успели как следует выругаться. Николас одним прыжком занял место Пако у пулемета. Он выждал, — фашисты шли медленно и неуверенно. Сердце его стучало так громко, что стук, казалось ему, был слышен и в окопе. Потом он дал короткую точную очередь. Фашисты попадали, только задний успел убежать. Солома вспыхнула, желтый огонь на мгновенье закрыл поворот. Потом пожар сразу погас.