Эрик-Эмманюэль Шмитт
ДВА ГОСПОДИНА ИЗ БРЮССЕЛЯ
ДВА ГОСПОДИНА ИЗ БРЮССЕЛЯ
В тот день, когда человек лет тридцати в синем костюме позвонил в дверь и спросил, действительно ли она та самая Женевьева Гренье, которая обвенчалась с Эдуардом Гренье тринадцатого апреля пятьдесят пять лет назад в соборе Святой Гудулы,[1] ей следовало захлопнуть дверь, заявив, что она не принимает участия ни в каких телеиграх. Но, озабоченная тем, чтобы никого не обидеть, она по привычке отогнала пришедшие в голову мысли и тихо произнесла просто «да».
Удовлетворенный ответом синий костюм представился как мэтр Демельмейстер, нотариус, и сообщил, что она является единственной наследницей господина Жана Деменса.
— Что?!
Глаза Женевьевы удивленно округлились.
Нотариус испугался, что совершил бестактность:
— Вы не знали, что он умер?
Более того, она не знала, что он вообще существовал! Это имя не пробуждало в ней никаких воспоминаний… Жан Деменс? Неужто не только ноги отказывают? Она еще и на голову хромает? Жан Деменс? Жан Деменс… Смущенная, она чувствовала себя виноватой.
— Я… У меня провал в памяти. Напомните мне, сколько лет было этому господину?
— Вы родились в один и тот же год.
— А что еще?
— Господин Деменс жил в Брюсселе, в доме двадцать два по авеню Лепутр.
— Я не бывала ни у кого в этом квартале.
— Он долго держал ювелирный магазин в Галерее королевы. «Сердечная удача» — так он назывался.
— Ах да, припоминаю. Роскошный бутик.
— Он закрыл его пять лет назад.
— Я часто останавливалась перед витриной с украшениями, но ни разу не вошла.
— Что, простите?
— На покупку у меня не хватило бы денег… Нет, я не была знакома с этим господином.
Нотариус почесал в затылке.
Женевьева Гренье сочла нужным добавить:
— Мне жаль.
В ответ он выпрямился и отчеканил:
— Мадам, ваши секреты принадлежат вам. Моя цель — не комментировать ваши отношения с господином Деменсом, а исполнить его последнюю волю, поскольку он назначил вас своей единственной законной наследницей.
Задетая, Женевьева, совершенно не улавливая намеков нотариуса, хотела было оправдаться, но тот продолжил:
— Мадам Гренье, меня интересует лишь один вопрос: вы принимаете наследство или отказываетесь? Подумайте, у вас есть несколько дней. И в случае если решите принять его, не забудьте, что вам могут достаться не только ценности, но и долги.
— Что?
— По закону завещание, признанное наследником, дает ему право получить завещанные материальные ценности, но также обязывает его оплатить долги, если таковые имеются.
— А они имеются?
— Порой есть одни долги.
— А в данном случае?
— Мадам, закон запрещает мне отвечать на этот вопрос.
— Но ведь вы знаете! Скажите!
— Закон, мадам! Я дал клятву.
— Дорогой господин нотариус, по возрасту я вам в матери гожусь. Вы ведь не стали бы завлекать вашу престарелую мать в подобную западню?
— Мадам, я не могу открыть вам условия завещания. Вот моя визитная карточка. Когда у вас созреет решение, приходите в мою контору.
Щелкнув каблуками, он откланялся.
Наутро Женевьева стала обдумывать случившееся.
В разговоре с подругой Симоной по телефону она описала ей свою ситуацию, сказав, что это приключилось с соседкой.
Симона тотчас воскликнула:
— Прежде чем ответить, твоя соседка должна навести справки! Чем занимался этот господин?
— Он владел ювелирным магазином.
— Это ни о чем не говорит. Он мог быть богачом, а мог и разориться.
— Он закрыл предприятие пять лет назад.
— Вот видишь: обанкротился!
— Послушай, Симона, в наши годы хочется бросить работу.
— Что еще?
— Он жил на авеню Лепутр.
— В собственной квартире?
— Думаю, да.
— Это не аргумент… Если его дела не ладились, он мог заложить свою квартиру.
— И где в таком случае будут знать об этом?
— В его банке, но там ни за что не скажут. А от чего он умер?
— Что, прости?
— Ну, понимаешь, если приятель твоей соседки умер от болезни, то еще есть надежда. И напротив, если он покончил жизнь самоубийством, то я встревожилась бы. Это свидетельствует о том, что он был по уши в долгах.
— Симона, не преувеличивай. Он мог покончить с собой, получив ужасное известие. Например, ему могли сообщить, что у него рак.
— Мм…
— Или что его дети погибли в авиакатастрофе…
— У него были дети?
— Нет. В его распоряжениях о них ничего не сказано.