– Ваш кофе, сэр.
Горький – совсем как воспоминания о бесконечных потерях. Нетронутая сахарница на столе сверкнула гладким боком. Джи накрыл её смятой газетой, ладони стиснули чашку с горячим напитком. Обломанная ручка колюче впилась в кожу, но боль пришла лишь бледным отголоском – а перед прикрытыми глазами уже плясали отблески огня...
Глава 5
Рыжие блики мерцали на влажной каменной кладке, пятнами ложились на поросшие мхом кирпичи, распугивая суетливых многоножек. Тень, причудливо извиваясь, танцевала на раскрошенных камнях. Сжав факел в руке, бывший охотник спустился по короткой каменной лесенке, оставляя за собой комья налипшей на ноги грязи.
Внутри стояла затхлая тишина. Ничего не изменилось с тех пор, как он в первый раз попал в лабораторию, устроенную Харнхеймом под самым носом у Церкви. Охотник поморщился. Неприятнее царившего здесь смрада были разве что воспоминания. Он переложил факел в другую ладонь и по привычке сжал-разжал пальцы левой руки. Механическая кисть прекрасно слушалась.
Всё началось здесь. Здесь, в Дармштадтском замке, гадёныш-дознаватель поднял руку на своего покровителя. Охотник усмехнулся – сырые стены отразили смех визгливым эхом. Ничего. Щенок дождётся своего часа.
Пройдя четыре комнаты, охотник остановился, поднимая факел повыше. Не узнать лабораторию было сложно. Толстый фрагмент кирпичной кладки так и лежал на полу – только сейчас охотник разглядел механизм, который должен был возвращать кирпичный люк на место. Массивный рычаг оброс клочьями паутины.
По самой лаборатории словно пронёсся ураган. Столы, поржавевшие инструменты, даже тяжёлые грубо сколоченные полки в беспорядке валялись на полу, усеянном осколками. Зеркала, установленные в узких оконных нишах, тоже оказались разбиты, и в лабораторию больше не проникал солнечный свет.
Охотник обошёл помещение. Под ногами хрустело стекло. Он подобрал с пола обрывок рукописи, изодранной в лохмотья. Пытаться найти здесь что-то было бессмысленно. Скорее всего, книга, вынесенная им отсюда ранее, осталась единственным уцелевшим трудом Харнхейма. Хорошо, что Андриан сумел вернуть её. Охотник не спрашивал, как тому удалось вырвать «доказательства преступных деяний еретика» из цепких лап Трибунала. Просто однажды Старший принёс суму, в которой лежали все вещи охотника – светящаяся шкатулка и «коробочка», извлечённая из тела Ли, стопка белоснежных листков с пишущей палочкой и яркое изображение четверорукой танцующей женщины. Андриан тактично удалился, позволив охотнику остаться наедине со своими мыслями. И охотник впервые был по-настоящему признателен своему Старшему – даже больше, чем за спасение, он мысленно благодарил Андриана за то, что тот не видит слёз, катящихся по ещё не до конца зажившим щекам...
Охотник пнул ногой перевёрнутый стол. Кто мог учинить здесь такой разгром? Люк открыт – возможно, в лабораторию пробрался кто-то из узников Дармштадта. Охотник скривился. Крушить полки – последнее, что станет делать перепуганный узник. Наружный вход в помещения зарос травой и молодыми деревцами, а в остальных комнатах всё оставалось на своих местах. Если бы лабораторию нашёл Священный трибунал, он бы не оставил от неё камня на камне. Нет, кто бы это ни был, он намеревался уничтожить именно эту комнату... и успешно осуществил свои намерения.
Под ногами снова хрустнуло. Гора подгнивших досок и рванья, в которую превратился стеллаж с рукописями, с треском провалилась под весом охотника. Он выругался, едва не уронив факел, и выдернул ногу из кучи обломков. Доски, грудой громоздившиеся у стены, осели, и за ними открылась узенькая, низкая дверца.
Охотник поднёс факел поближе. В каменную кладку по обеим сторонам двери были вбиты скобы для засова. Сам засов отсутствовал, а дверца оказалась приоткрытой.
Не раздумывая, охотник шагнул внутрь.
Темнота в лаборатории показалась лёгкими сумерками по сравнению с мраком, царившим за дверью. Пламя факела едва колебалось – в застоявшемся воздухе отсутствовало всякое движение. Жёлтый свет озарял ровные стены без единого оконного проёма.
Анфилада комнат уходила вниз – охотник миновал три небольшие полупустые залы, скудно обставленные самодельной мебелью. Залы не выглядели жилыми – скорее всего, они служили лишь временным пристанищем. Грубо сколоченный стол и широкая скамья с подгнившими от сырости ножками оказались самым роскошным из того, что встретилось охотнику. Ни в одной зале не обнаружилось и следов костра. Охотник поёжился. С низко нависшего потолка равнодушно, мерно капало.