– Понимаю, понимаю, – согласно покачал толстыми щеками отец Йоахим, – я очень ценю вашу преданную службу Церкви и Господу нашему, инквизитор Геликона.
Сквозь перекрещенные деревянные планки Джи разглядел, как приосанился тосканец, вытянув цыплячью шею.
– Благодарю, ваше преосвященство. Я...
– Но ваша преданность исступленна и переходит в одержимость, инквизитор, – по-прежнему ровно договорил отец Йоахим, – и у меня, при всём сожалении, не больше поводов верить вам, нежели тем несчастным.
Главный инквизитор махнул рукой, пресекая попытки оливета возразить.
– Помолчите, – пухлые ладони отца Йоахима сложились на коленях, – его святейшество вот-вот начнёт проповедь, и мне бы не хотелось её пропустить.
Лицо Геликоны побагровело, но он промолчал. В наступившей тишине было слышно, как поскрипывает пол под ногами стоящих прихожан, как сопят и покашливают тесно набившиеся в храм люди. Монахи позади и с боков скамей, на которых устроились инквизиторы, замерли, плотно сомкнувшись плечом к плечу. Застыл и Джи, не смея пошевелиться, зажатый в узком пространстве между стеной и решёткой исповедальни.
Епископ Дармштадтский, тощий и длинный, как иссохшее дерево, не спеша взошёл на амвон. Его морщинистые обвисшие щёки смешно шевелились, когда он говорил – но никто в храме не смеялся. Прихожане, затаив дыхание, слушали проповедника. Епископ умел завлечь – он начал издалека, рассказав малоизвестную притчу о глупом отшельнике и осле, и его маленькие острые глазки не переставая бегали по толпе. Никто не шевелился, не чихал и не сморкался. Сотни человек, горожан и крестьян, простолюдинов, феодалов и их слуг, притихли, превратившись в единое внимающее ухо.
Слушая епископа, Джи оставался, должно быть, единственным человеком в храме, который не слышал его. Слова проповедника долетали до его ушей, но их смысл ускользал.
Джи смотрел. Смотрел на тонкую синюю жилку, что билась на цыплячьей шее Геликоны.
Два шага. Каких-то два шага. Тосканец даже не успеет опомниться. Отец-инквизитор – не в счёт. Монахи – ерунда. Один удар, один прыжок – и с Геликоной будет покончено. С трусом, подонком, ублюдком, что крадёт детей ради собственного удовольствия. Один удар. Деревянная решётка – призрачная преграда. Один удар...
Боль пронзила ладонь. Джи разжал кулаки – по живым пальцам заструилось тепло. Медленно, чтобы ненароком не зашуметь и не выдать себя, он поднял руку и слизнул с ладони кровь.
Ещё не время.
Храм полон людей. На чью сторону они встанут, увидев чудовище в обличье человека, вцепившееся в горло инквизитору? Ни один из «детей ночи» не совладает с сотней противников разом.
Джи сжал зубы. По ладони, в которую впились его собственные ногти, продолжала струиться кровь.
Ещё не время, если он хочет осуществить свои намерения. Геликона – только первый номер в его списке.
[1] Имеется в виду т.н. aqua vitae – собирательное название для напитков, полученных путём перегонки.
[2] То же, что исповедальня.
Глава 8
Проповеди епископа Дармштадтского всегда отличались лаконичностью, но для Джи словно прошёл год, прежде чем тощий клирик произнёс последнее «Amen». Пока звучала проповедь, успели усохнуть и опасть листья, и кончилась жатва, а землю укрыл мохнатый снег, чтобы вскоре стать водой, которая даст начало новой жизни...
Шарканье ног вернуло бывшего охотника в реальность. Прихожане разбредались, переговариваясь. Храм наполнился голосами, шуршанием одежды и топотом.
Поглядывая через плечо на уходящих, Геликона ёрзал на скамье, то и дело оправляя сутану. Отец Йоахим сидел прямо, будто жердь проглотил, на его круглом лице застыло недовольство.
Как только последний прихожанин покинул храм, выйдя из-под сумрачных сводов в сияющий день, инквизиторы разом поднялись. Монахи, окружившие скамьи, сбились в стаю, будто тяжёлые серые вороны.
Джи не спускал с них глаз. Рука сама потянулась к перевязи с клинком. Рукоять криса, ставшая уже привычной, мягко легла в ладонь.
Монахи серой цепочкой двинулись к выходу. За ними, колыхая объёмистым животом под туникой, тяжело последовал отец Йоахим. Геликона и трое не знакомых Джи инквизиторов готовились замкнуть шествие.
Крис неслышно выскользнул из ножен.