Джи поднял руку. В перепачканных пылью и кровью тонких пальцах мелькнул обломок распятия. Лицо тосканца исказилось в гримасе мучительной ненависти.
Джи набросил капюшон и скрылся за углом.
Глава 9
Ему удалось раздобыть в городе немного лепёшек и вяленой рыбы. Лепёшки были сухими, а рыба – с душком, но Джи взял их, не торгуясь. На него косились. Некоторые горожане откровенно шарахались от человека в плаще, испещрённом бурыми пятнами. Голод уже давал о себе знать, и Джи прятал лицо под капюшоном, стараясь не смотреть в глаза встречным. В животе скручивало и ныло, но бывший охотник не притронулся к купленной снеди. Ему она всё равно не поможет, а дети останутся неевшими.
На выходе с рыночной площади Джи остановился у плохонькой телеги, уставленной крынками. В кривобоких посудинах белела густая жирная масса. Молоко. Ещё свежее, несмотря на облепивших крынки мух. Джи потянул носом.
– Добрый человек, продай мне молоко, – бывший инквизитор, глядя в землю, повернулся к хозяину телеги, тощему крестьянину с босыми ногами.
Тот не пошевелился – перед взглядом Джи застыли грязные ступни, свисающие с борта телеги.
– А платить чем, у тебя есть? – скрипуче произнёс мужик.
– Монеты кончились, – и это было чистой правдой, – есть диковина. Обменяю на крынку.
Грязные ноги чуть-чуть качнулись.
– Покажи.
Джи запустил руку в суму. Пальцы привычно перебрали сокровища – тонкие листы, пишущую палочку, квадратную шкатулку с намертво закреплённой крышкой. Палочка кольнула ладонь.
Бывший охотник вынул нарисованный на грубом листке портрет четверорукой танцующей женщины. Тщательно разгладил чуть примятый плотный пергамент. Изображение ничуть не потускнело, лишь покрылось сеткой крохотных трещин, напоминающих паутину.
– Вот, – Джи протянул портрет молочнику, – возьми. Убережёт от дурного глаза, – охотник подумал и добавил:
– И с женою забавляться будет приятней.
Босые ступни перестали качаться. Молочник выхватил лист из рук Джи. Охотник стоял, потупясь как шкодливое дитя, и ждал.
– Оберег возьму, – наконец подал голос крестьянин, – но за крынку доброго молока этого мало. Дай ещё что-нибудь.
Кляня про себя мужицкую жадобу, Джи вынул пишущую палочку. Квадратная шкатулка осталась тихо почивать в глубинах истрепавшейся сумы с перевязанным узлами ремнём. Шкатулка давно не излучала света, но бывший охотник надеялся когда-нибудь одолеть неподатливую крышку – если, конечно, у этого монолита вообще есть крышка. И посмотреть, что у шкатулки внутри.
– На что мне этот кусок ветки? – Джи казалось, он видит, как презрительно кривится лицо мужика.
Без лишних слов охотник выдрал портрет танцовщицы из заскорузлых лап молочника и сильно, с нажимом провёл палочкой по чистой оборотной стороне листа.
– Вот так хитрость! – судя по тону, крестьянин явно воодушевился. Забирая с телеги полную до краёв крынку, Джи скосил глаза на портрет. Стараниями молочника нарисованная плясунья обзавелась уродливой пятой рукой. Высунув язык и сжав пишущую палочку в кулаке, мужик возил острым концом по листу. В плотной бумаге с хрустом протыкались дырочки.
Поглощённый увлекательным занятием, молочник, казалось, не обращал внимания на происходящее вокруг. Джи прижал крынку к груди. Жирное молоко медленно колыхалось, грозя вот-вот перелиться через край.
Охотник уже отошёл от телеги, когда вслед ему прилетел окрик:
– Эй! А не колдун ли ты часом?!
– Я путешествую, – ответил Джи, не обернувшись, – привёз диковины из Индии, там такого добра валом.
– А, может, ты вор какой или разбойник? – не утихал крестьянин. Должно быть, развлечение с протыканием листа ему наскучило.
Бывший инквизитор ускорил шаг. В животе снова забилась режущая боль. Неосторожный шаг – и молоко плеснуло на плащ, оставив жирную белую кляксу среди подсохших бурых пятен.
– Вор! Держи вора! Разбойник! – неслось ему вслед, но Джи уже покинул площадь. Он петлял узкими улочками, пока не убедился, что никто не гонится за ним. Сонный томный день разогнал горожан по домам, в спасительный сумрак каменных стен.
Охотник вышел из города – приснувшие стражи даже не открыли глаз, когда он миновал ворота. Сгоняя с крынки жирных мух, Джи углубился в лес. Он попетлял, привычно путая след, пока не вышел к двери в подземную лабораторию.