Жизнь у Виктора Петровича после возвращения из армии в сорок шестом — он еще год служил в Центральной группе войск в Австрии и Венгрии — пошла наперекосяк.
Он быстро женился на студентке последнего курса медицинского института. Все это было слишком скоропалительно — это он потом понял, — и через год жена родила ему Нину — очаровательную, но чуть болезненную, как многие дети послевоенной поры, девчушку. Нина долго болела диспепсией, и врачи не раз приговаривали ее к худшему, но к трем годам вдруг выровнялась, начала хорошо говорить, и через полгода ее уже приняли, правда, с трудом, в детский сад. Жена, увлеченная работой, почти не занималась дочерью, и он тянул тройную лямку: работа, ученье и дочь. Ее надо было отвести в детский сад утром, вечером привести домой плюс делать необходимые покупки. Все свалилось на него.
В пятидесятом году, а может, это началось уже раньше, жена увлеклась английским офицером, который находился в Москве по делам ленд-лиза[29]. Они разошлись, и жена Виктора Петровича уехала со своим новым благоверным в Лондон.
Они не ссорились, не ругались.
Она складывала вещи в два чемодана, а он стоял рядом, и ему казалось, что делает она это очень неумело, не так. Будто торопится обрубить концы. Впрочем, ее в самом деле на улице ждала машина. Был ли там ее англичанин, Виктор Петрович не знал. Но машину военного образца, «лендровер», английскую, с дипломатическим номером, он видел.
— Тебе не помочь? — наконец не вытерпел он.
— Нет, что ты! — воскликнула она. — Прощай!
Он почему-то запомнил день, в который она уезжала. Был суровый мороз, под тридцать, город обледенел и замер, словно в ожидании опасности.
— Прощай!
Он больше не женился — зарекся! — и один воспитывал Нину. Дочь кончила школу, потом картографический факультет и даже успела побывать в одной экспедиции. Совершенно невзначай, когда она проходила очередную диспансеризацию, у нее обнаружили опухоль в легком. Перепроверили в институте Герцена, подтвердилось самое страшное.
Вызвали Виктора Петровича, и он волей-неволей оказался в заговоре с медициной.
Правдами-неправдами старался он скрыть диагноз от дочери и уж ни в коем случае не класть ее ни в какие онкологические клиники. Боялся, что профиль этих учреждений раскроет тайну.
Пользуясь тем, что сын заместителя министра здравоохранения когда-то учился в его ПТУ, он попал на прием к замминистра.
Тот понял Виктора Петровича и пообещал:
— Я свяжу вас с профессором Сергеем Тимофеевичем Западовым. Он заведует отделением в научно-исследовательском институте. Отделение фактически онкологическое, хотя больным оно известно под другим названием.
И связал.
Виктор Петрович положил Нину к Западову. Тот сделал операцию, удалил правое легкое, и поначалу засветилась надежда.
Когда Нину выписывали на месяц-другой домой, Виктор Петрович возил ее на облучение. Но через восемь месяцев положение ухудшилось: метастаз в левом легком. И тут уж ничего не помогло, ни химиотерапия, ни болгарские кудесники, ни народные средства. Через три месяца Нины не стало. Ей было только двадцать шесть…
С Сергеем Тимофеевичем Западовым они продолжали дружить и видеться и после смерти Нины. Даже ездили раза три на охоту и раз пять на рыбалку. Были под Завидовом, на Брянщине и Рязанщине. Но в последние два года встречи стали реже. Виктор Петрович зачастил в больницы, и ему было уже не до охоты или рыбалки.
И вот Сергей Тимофеевич перед ним.
— Мы вас оставим вдвоем, — предложила Вера Ивановна.
— Пожалуйста, — согласился Западов.
Спросил:
— Вам курить тут разрешают?
— Вроде разрешают, — сказал Виктор Петрович.
Сергей Тимофеевич достал пачку «Новости».
— А вы свою любимую «Приму»?
Они закурили.
— Что ж, братец, — сказал Западов, — дела наши сложные. Не хочу скрывать, обманывать вас, что в желудке вашем полипы и все такое прочее. И вы знаете почему. Скажу прямо, у вас опухоль, значительная, и удалять ее надо немедленно. Удалю вам примерно две трети желудка, но это не беда. Желудок растягивается и со временем придет в норму. Будет все хорошо, и даже выпивать разрешу. Как вы на это смотрите?
Ошеломленный Виктор Петрович молчал.
— Так как? Вы же человек мужественный и стойкий. Я вас знаю таким.
— Если надо, так надо, — ответил наконец, преодолев спазматическую сухость в горле, Виктор Петрович. — Вы же сами говорите, что выхода нет…
— Выхода действительно нет. Согласие на операцию будете подписывать, — спросил Западов, — или договоримся устно?
— Все равно. Надо так надо. А когда?
— Лучше всего во вторник. Сегодня у нас четверг. Во вторник мне легче вырваться. Договорились?
— Конечно.
— Какие пожелания?
Виктор Петрович задумался.
— Мне надо бы на работу съездить и домой. За квартиру заплатить и все такое прочее, соседку предупредить, — неуверенно сказал он.
— Это ради бога. Хоть завтра и до понедельника. Разрешаю даже выпить в понедельник, но не перебарщивая.
— Я не пью, — признался Виктор Петрович.
— А когда-то на рыбалке и на охоте вроде мы себе позволяли.
— Панкреатит отучил, — объяснил Виктор Петрович.
— Тогда другое дело. Но в понедельник быть в больнице к завтраку, не позже.
Виктор Петрович согласно кивнул головой.
— И еще одно, — вспомнил Сергей Тимофеевич. — Мы с вами заядлые курильщики. Не вздумайте после операции бросать курить. Начнется отхаркивание, могут разойтись швы.
Виктор Петрович удивленно посмотрел на Сергея Тимофеевича:
— А я и не собирался!
На улице начиналась гроза. Небо почернело. Поднялся ветер, который трепал листву и гнал по асфальту пыль и песок. Где-то далеко громыхало, а в небе над больницей вспыхивала молния.
Больные, сидевшие на лавочках и гулявшие по дорожкам, заторопились в свои корпуса. В огромных, возведенных из бетонных панелей и блоков корпусах начали закрывать окна.
Гроза долго ходила вокруг больницы, и только к вечеру грянул ливень с крупным градом. Газоны и дороги покрылись белым горохом. И всю ночь гремел гром — словно лопались гигантские воздушные шары, — стеной лил дождь. К утру все успокоилось.
Утром Виктор Петрович поехал на работу, заплатил партвзносы за два месяца, положил документы в сейф. Рукопись привез домой. Хотел воспользоваться двумя пустыми днями, поработать, но ничего не получилось.
Пошел погулять, заодно заплатил вперед за квартиру, забрел в кино. Посмотрел «Солдаты свободы» — давно собирался.
Переночевал, а в субботу не вытерпел, вернулся в больницу.
В отделении как раз дежурил Василий Васильевич. Как всегда, отутюженный, отглаженный, с сухим, ничего не выражающим лицом.
Он принял как должное его преждевременное возвращение, присел на койку, разговорился.
Сначала говорили о чем-то постороннем, о тех же «Солдатах свободы», потом Василий Васильевич как бы невзначай поинтересовался:
— Как вам здешние врачи?
— По-моему, хорошие врачи, — ответил Виктор Петрович. — Знающие, внимательные.
— Да, да, — неопределенно пробурчал Василий Васильевич.
Его бесцветные глаза совсем поблекли.
Он помолчал, потом произнес:
— Вы тут, как я знаю, второй месяц. А не странно ли, что эти замечательные врачи не удосужились даже сделать вам просвечивание?
Виктор Петрович настороженно смутился:
— Ну, не знаю…
— Признаюсь, порядка тут мало, — Василий Васильевич встал с края кровати. — Я бы на вашем месте написал куда следует…
Виктор Петрович был ошарашен больше, чем после разговора с Западовым.
— Если вам хочется — пишите, — сказал он довольно резко. — А я…
29
Ленд-лиз — план, по которому США и Великобритания поставляли Советскому Союзу вооружение и стратегические материалы в годы минувшей войны. После войны США и Великобритания потребовали от СССР за это компенсацию.