Профессор Шахидуллах владеет прекрасной библиотекой, являющейся как бы экспозицией его обширных лингвистических познаний. Он каким-то чудом ориентируется среди своих книжных полок, заставленных тремя рядами томов, ибо он сразу же нашел «Историческую чешскую грамматику» Гебауэра, «Критские надписи» Б. Грозного и пражское издание «Психологии» Авиценны. Я ему подарил миниатюрный вимперкский Коран.
Когда я приходил к нему домой, то каждый раз встречал там его учеников, которых Шахидуллах угощал чаем, бенгальскими сладостями, рассказывая остроумные истории, запас которых у него неистощим. Моего учителя Мансуруддина он всегда встречал объятиями, зарываясь своими усами в его пожелтевшую бородку.
По сравнению с домом Шахидуллаха квартира проф. Мансуруддина показалась мне бедной. В одной из кривых улочек квартала с прекрасным названием «Шантинагар» — «Город мира» — находилось жилое строение, состоящее из двух комнат и деревянной пристройки. Здесь и жили пять человек семьи Мансуруддина. В «наружной» комнате, куда имели право входить гости, стояли простой деревянный стул и стол, здесь же находилась небольшая библиотечка. Когда гостей было больше, для них прямо на полу стелили соломенные рогожки. Здесь же мы собрались, когда мой учитель праздновал обрезание своего старшего внука. После небольшого импровизированного концерта, данного силами нескольких друзей, мы перешли в другой дом, принадлежащий одному из родственников Мансуруддина. Здесь было просторнее и можно было расставить угощение, этого требует старый добрый обычай.
Это было очень забавное зрелище — на полу, посередине комнаты, стояла огромная миска с пловом, сладким рисом, изюмом, миндалем и фруктами. Босые гости образовали широкий круг, а отец виновника торжества накладывал на банановые листы, лежащие перед ними, новые и новые порции. Кто-то приходил, кто-то уходил, многие даже не были знакомы, но законы гостеприимства не позволяют кого-нибудь оставить без угощения.
Во время этих встреч я убедился в правоте моих друзей, утверждающих, что по сравнению с кастовым делением индуизма ислам намного более демократичен. Это чувствовалось даже по тому, как разговаривали между собой люди, принадлежащие к разным общественным слоям. Единственное, что внушало здесь бесспорное уважение, был возраст. Поэтому богатый племянник Мансуруддина разговаривал с беловласым стариком, одетым очень бедно, с глубоким почтением.
Зато, что касается всякого рода вечеринок, то их с одинаковой охотой устраивают и индусы и мусульмане. Привычки и обычаи, с этим связанные, также почти ничем не отличаются друг от друга в обеих Бенгалиях. Никто не обращает никакого внимания на время приглашения. Можно опоздать на час или на два, и этого просто никто не заметит. А каждый визит гостей обычно длится по нескольку часов.
И поэтому, хотя к поэту Гуламу Мустафе, который мне прислал письменное приглашение, я пришел на полчаса позже, все равно оказался первым гостем. Хозяин пригласил меня в роскошный салон с дорогими коврами, мраморными изваяниями, несколькими диванами и пианино. Каждый из гостей, которые приходили в течение всего вечера, располагался там, где ему заблагорассудится — на диванах или прямо на коврах, слева женщины, справа мужчины. Здесь собрались люди, которые принадлежат к тем слоям общества, где женщин не отделяют от мужчин. И поэтому среди приглашенных были учительницы, поэтессы, журналистки и супруги приглашенных друзей. Это были настоящие пакистанки, одетые не в индийские сари, а как мусульманки, для одежды которых наиболее характерны длинные, шаровары.
Среди гостей была дочь недавно умершего известного певца Аббасуддина, унаследовавшая от отца и талант и любовь к бенгальским народным песням. После недолгих отговорок она попросила принести гармонику и исполнила несколько песен из своего репертуара, с которым она выступает по радио Дакки. В перерывах между песнями кто-то декламировал стихи, все оживленно беседовали и плотно закусывали. Слуги разносили сингари — индийские пироги с начинкой из баранины, расаголли — сладкие пышки из кокосового теста с сахаром, творожный сандеш и т. п., а в стаканах подносили воду, лимонад и шербет. Через каждые полчаса разносили пиалы с крепким, сладким чаем, в который в Индии и Пакистане добавляют молоко.
Разговор перескакивал с одной темы на другую, но чаще всего речь заходила о последней новости из области литературы — присуждении ежегодных премий Адамджи, названных так в честь богатого пакистанского предпринимателя, который финансирует эти премии. Первую премию в этом году жюри присудило бездарному произведению провинциального версификатора Раошана Издани, который почти на 500 страницах зарифмовал биографию пророка Магомета. В возмущении, с которым об этом говорилось, явно было нечто большее, чем обычная вежливость по отношению к хозяину дома. Все недоумевали, как названной книге можно было отдать предпочтение по сравнению с последним сборником Гулама Мустафы.