— Пора, — ладонью на струнах песню оборвал и покраснел. — Спать пора… Вы идите, я тут приберусь.
И выдохнул с облегчением. Решение-то проще простого. Посидит еще, пока не заснут оба, и потихоньку в палатку третьим с бочка приткнется. Пацаны молча покивали, и друг за другом в палатку нырнули. Секундой позже фонарик зажегся, превращая обычную палатку в дивный шатер. Оранжевый купол засветился, преображаясь для Славки в сказочный фонарь, на стенах которого, как в театре теней, четко и ясно Колин силуэт потянул с Толиного футболку. Звякнули цепочки. Рассыпало по безветренному замершему берегу вдоль кромки реки тихий смех-колокольчик. Славка одной рукой стояк в джинсах сжал до боли, чтобы хоть слегка охолонуть, другой коньяк нащупал и сбежал к воде — донку проверить. Однако пошел в другом направлении. Шел долго, цепляясь в темноте за коряги. На волшебный фонарь-палатку не оглядывался. Роздыху себе не давал. Дальше шел. Пока русло не вильнуло и по берегу ивняк стеной не встал. Вот тогда присел прямо на песок, а потом и вовсе лег. В мозгах коньячно шумело, звезды в поднебесье дрожали и качались, песок тепло дневное отдавал. Казалось бы, вот она жизнь — хорошо же. Живи да радуйся. Счастье совсем рядом. Да только не ему. Как та машинка, которую в детстве не его отец ему привез из загранки. Пацаны его совсем рядом, Толя и Коля. Гибкие, обнаженные, цепочками и браслетами увешенные, манящие, жемчугом испарины по горячим телам украшенные. Но они вдвоем, а он один. А ему коньяк и звезды. Славка крепко зажмурился и еще раз глотнул горячего летнего солнца из бутылки, потом еще раз. Открыл веки, звезды круг над ним описали, пришлось снова глаза закрыть и упасть в мягкий колодец своего сна-морока, откуда его не первый год звали крошечные серебряные колокольчики.
Открыл глаза, напрягся. Лопатки от песка оторвал, словно это слышать помогало. Песок под ним остыл. Звезды легкой вуалью облаков заволокло. Тишина кругом, и лишь тонкий хрустальный след колокольчика в ушах. Славка головой тряхнул, окончательно просыпаясь. Сел, руки на колени опер. Ногой пустую бутылку отпихнул. Сам себе хмыкнул — опять снилось — и обмер. Колокольчик в тишине нежно-переливчато манил. Звал к себе. Как раз в аккурат оттуда, где за песчаной косой волшебный фонарь-палатка остался.
Славка медленно встал и побрел обратно. Шел на тонкий зов, чутко ловя звук ухом. Иногда останавливался, но стоило замереть, колокольчик настойчиво принимался подманивать его, искушать.
Палатку он завидел не сразу. Фонарь, окрашивающий в волшебно-теплое оранжевое, уже погас, и все же Славку там ждали — зов колокольчика стал яснее, настойчивее. Не оставлял шанса повернуть или передумать. Славка откинул полог, скользнул в теплую, живую, дышащую темноту и ослеп: сюда не проникали ни отблеск реки, ни мягкое, жемчужно окрашенное сбоку луной небо. Славка полез было за телефоном, подсветить себе, но замер. Темнота в палатке затаилась. Не было слышно ровного сонного дыхания, ни шороха, ни других звуков. Темнота Славку ждала, и, пока он соображал, как и где ему лечь, вдруг заарканила за ворот майки и мягко потянула к себе.
Огромный надувной матрас, на котором спать собирались, под ладонью прогнуло, и Славка от неожиданности потерял равновесие. И тут же уткнулся носом во что-то теплое, живое, сдержанно охнувшее. Ладонь нашарила мягкое, шелковое. Пушистым одуванчиком волос щекотнуло ладонь — Коля. Славка завозился, чтобы встать, но его вмиг спеленало кольцом рук на шее и ног на бедрах, заставило замереть.
— Тсс-с-с… — дыханием виска коснулось. Губами по щеке мазнуло. Потерлось пахом по-кошачьи, вздохнуло.
«А как же Толя?» — мелькнуло в мыслях у Славки и пропало, потому что губы сами тянулись поцеловать, прикусить, смять, зализать, заласкать и занежить.
Коля выдохнул довольно в поцелуй, выгнулся под Славкой, прохладными ладонями в печной ад под футболку залез. Да не сонно, а сознательно. Руки по моментально взмокшей спине до шеи пролетели, к себе плотнее притиснули, чтоб целовать удобнее. Славка поплыл и, когда ладони обратно по спине вниз прошлись и под джинсы с бельем скользнули, уже не протестовал, ни о чем не думал, а только мычал согласно, когда ягодицы сжали требовательно. Сам тем временем выцеловывал основательно шею, тонкие ключицы, кадык и зарывался носом в теплую впадинку под ухом.
Когда что-то первый раз спину тронуло, даже не понял, что к чему, мало ли, паутинка какая, только лопатками повел. Лишь со второго раза сообразил, что его влажными мягкими губами темнота сзади касается. Вздрогнул, соляным столбом застыл.
— Тсс-с-с… — качнулась за ним темнота и жадно обвела языком верхний позвонок.
«Толя…» — выдохнул Славка облегченно. Пазл сложился. Толя тем временем притерся грудью к спине, холодными ручейками цепочки с кулонами разлил. Руки на грудь запустил и за соски принялся. Пощипывал, выкручивал, пока Коля Славкин рот вылизывал по-животному. Толя же, выбив из Славки довольный хриплый стон, скользнул холодными ладонями по моментально поджавшемуся животу и с пряжкой джинсов завозился. Звякнуло металлом и посвободнее стало — член выпружинило наружу. Чьи-то пальцы (Толи? Коли?) по стволу прошлись, под яйца подхватили. Потом завозилось все, в движение пришло, из-под рук вниз утекло, дыханием головку опалило, и не успел Славка слово сказать, как налившуюся плоть обволокло влажным, жарким, нежным, да так, что он только замычал, так кайфово. Руками в матрас уперся, колени пошире расставил и прогнулся, погружаясь в горячее все глубже и глубже. Бедрами заработал, трахая прямо в жесткое, узкое, неподатливое горло. Коля, кажется, судорожно дернул глоткой, хрипанул и в Славкины половинки вцепился, разводя их сильно, и следом, как по приглашению, по открывшемуся анусу горячим влажным языком провели. «Толя…» — чуть не взвыл Славка. Язык прошелся по кругу, попытался внутрь ввинтиться, но Славка от неожиданности зажался весь. Даже пальцы на ногах поджал почему-то.