Не верит. Ну ладно. Макс решился на последнее средство — откровенность:
— Я же баловень, понимаешь? Всегда купался в женском внимании. Менял женщин, как перчатки. Влюбился лишь раз, и то она вытерла об меня ноги.
Ученица снова скорчила такую мину сострадания, что он вдавил педаль в пол:
— Нет, ты не думай, я не озлобился. Сейчас я встречаюсь именно с ней. Потому что никаких чувств не осталось. Возможно, я на на них вообще не способен. Мы вступили в партнёрство как раз потому, что оба не хотим развивать какие-то глубокие привязанности. Используем друг друга, как щит от чужих притязаний. Потому что быстро теряем интерес к обожателям, начинаем тяготиться их присутствием, они обижаются, но не уходят — выматывают нервы себе и нам… И вся эта канитель довольно быстро приедается.
Жалость в глазах девушки мешается с недоверием, и Макс безжалостно дожимает её открытым взглядом, в котором нет ни малейших признаков страсти, ибо он успел уже и сам себя уговорить, что плохая пара для восторженной юной души:
— И не стоит думать, что вот ты-то уж растопишь гордое сердце. Это в человеке либо есть, либо нет. Именно такой вывод я вынес из своей сгоревшей любви.
Из глаз Альбины закапали слёзы. И судя по тому, что она не жмурилась, это была уже не жалость — даже к себе, — а оплакивание иллюзий. Алилуйя!
— Да и вообще вопрос, было ли это любовью. Возможно, мою гордость просто заело, что она, в отличие от прочих, на меня не вешалась. Вот правда, я понимаю, что выгляжу вкусно, но на самом деле не очень питателен.
Альбина прыснула со смеху сквозь слёзы.
— Ну, давай просто сохраним добрые искренние отношения, ладно? Чтобы я мог спокойно говорить всё, что нужно, тебе, а ты — мне. Без всех этих павлиньих танцев. Я от них просто смертельно устал!
Он тяжело вздохнул, и внезапно понял, что это чистая правда. В смысле, он думал об этом тысячу раз, но по-настоящему дошло только сейчас. Что хватит кокетничать и играть баловня. Чуть больше серьёзности, чувства собственного достоинства — глядишь, тогда и студентки прекратят вести себя так безобразно. В конце концов, он не молодеет — когда-то надо набираться солидности, тем более, что опыт позволяет. Видимо, пора. И не зря его занесло в преподаватели, и не зря случился этот разговор. Можно сказать, объяснил так, что сам понял, как гласит старый анекдот.
У девушки на лице тоже появилось выражение озарения, и она степенно кивнула. Потом неожиданно с облегчением выдохнула и протянула ему мизинчик:
— Мирись-мирись и больше не дерись!
Текст древней считалочки не очень-то подходил по смыслу, но Макс понял, что она хотела сказать. К тому же, из прикосновения полностью ушла искра, а значит, она его действительно отпустила.
Альбина внезапно зевнула и потёрла глаза:
— Ой, что-то я устала сегодня.
— Ну иди, ложись.
— А сказку на ночь попросить можно? — лукаво спросила девушка. — Ну раз вы мне теперь вроде отца или дяди.
— Учитель. Я твой Учитель. Что-то отеческое в этой роли есть, поэтому я так и разозлился, когда тебя похитили. Но всё-таки лучше ничего ни с чем не путать.
— Ладно, — она тяжко вздохнула.
— Но я могу немного с тобой посидеть, — сделал уступку Макс. — Всё-таки ты сегодня натерпелась страха.
Они переместились к одному из диванов. Маг снял с кресла подушку и положил Альбине под голову. Накрыл её пледом оттуда же и присел на краешек, как обещал.
— А знаете, у меня почти получилось, — сонно пробормотала Альбина.
— Что именно?
— Я пыталась выпустить магическую сущность отдельно от тела, чтобы колдануть хоть что-нибудь. Я же не знала, что вы меня так быстро найдёте.
— Да ты молодец! Сама догадалась? Только тебе ещё нарабатывать и нарабатывать способности, прежде чем подобное станет возможным.
— Но вы же меня не бросите? — совсем уже неразборчиво.
— Никогда. Не имею права.
В следующий миг Ученица уже спала.
Макс лёг на второй диван, но ему не спалось. Не давала покоя мысль о том, кто слил Краузе факт их визита в портал и возвращения с гемадилом.
Маг встал, сделал себе кофе, а потом написал ректору, чтобы тот сразу поутру мог заняться проверкой. Узнать о слежке у Коха можно будет, лишь когда тот придёт в себя. Но предположение Альбины про Шершня не получилось на самом деле отбросить так же уверенно, как он сделал это вслух.