— Я знаю, где она держит запасные, — безо всякого выражения произнес он, — я сходил и взял их, прежде чем тебя разбудить.
— Здорово, Гарри. Просто умница.
На этот раз он не попался на мою удочку — вел машину и пыхтел. Думаю, именно в тот момент я и получила первый намек — мурашки так и забегали у меня по спине. Но я не поняла, что к чему.
В сырой дымке тумана поселок выглядел чем-то вроде запруды у плотины, ограждавшей остров от приливных волн, но уж точно не был похож на город. Низенькие зеленые домишки точно морские рачки, вцепились в свои каменистые участки земли. Просевшие задние стены покрыли пятна сырости. Маленькие окружающие дворики были усеяны рамами старых велосипедов и кустами колючих бордовых и желтых цветов, похожих на колонии морских ежей. В одном из дворов я заметила старика из местных, он потягивал что-то дымящееся из белой кружки и читал газету. Кроме него, я больше никого не увидела.
В то же мгновение город оказался уже позади, и все, что осталось от пышной зелени, будто просочилось из травы в окружающую черноту, словно мы достигли края живописного полотна. Я увидела накренившуюся ограду, знак с надписью «Сад богов» и стрелкой, указывающей на полого обвивающую на холм тропинку, ворота. Громадные валуны, приваленные по бокам, будто застывшие в камне табуны диких лошадей; и едва мы взобрались на гребень холма в самой высокой точке острова, я заметила настоящих лошадей — совершенно неподвижных, одинаково пригнувших шеи, точно молящихся океану. Казалось, кони только что явились из его глубин и теперь учатся дышать воздухом земли.
— Притормози, — сказала я.
— Не могу, — откликнулся Гарри и повел машину дальше.
— Я хочу сказать тебе, что я понимаю, к чему ты клонишь.
— Ты о чем?
— Здесь и правда как-то жутко.
— Ты еще не все видела, — сказал Гарри.
Какое-то время, совсем недолго, мы катили по ровной площадке на вершине холма, и вот мы уже достигли противоположной его стороны, самого спуска, и там наконец-то на минуту Гарри остановил пикап. От изумления мои глаза расширились.
Это словно был совершенно другой остров, другая планета. В этой части Ланайи склоны холмов, спускавшиеся к океану, были источены волнами и сожжены лавой так, что на них не осталось ни травы, ни цветка. Я увидела несколько скособоченных деревьев, каменистые осыпи, выцветший лишайник, плоско лежавший на земле, — точно след, оставленный утренним туманом. Я с трудом осмеливалась поверить в то, что вижу землю в начале творения. Интересно, здесь действуют законы физики?
Прежде чем я успела осмотреться как следует, Гарри снова тронул с места. Его пыхтение замедлилось, а потом вообще прекратилось, словно он готовился к медитации. Теперь он выглядел абсолютно спокойным, таким я никогда его прежде не видела. У подножия горы, там, где шоссе оборвалось, Гарри как ни в чем не бывало продолжал ехать по колдобинам и грязи, через заросли редкого, невысокого — по крыло нашему автомобилю — кустарника, практически без листьев: для них, казалось, не было места среди спутанных веток. Они выглядели как этюды, наброски кустов. Я подумала о дельфинах, гигантских бабочках и людях, игравших на укулеле на заросшей густой травой поляне, о площадках для луау, там, позади, у отеля, о зарослях ананасов и диких лошадях на склонах холмов. Эта поездка словно бы откручивала назад эволюцию, возвращая нас в прошлое. И значит, океан, ожидавший нас, будет водоворотом черного газа и космической пыли.
— Она ведь пустит нас переночевать? — робко поинтересовалась я, прижав ладони к потолку кабины, чтобы не биться о нее головой.
Глаза Гарри продолжали следить за лучами фар грузовика на иссеченной колеями грязной дороге перед нами.
— Я знаю, ты мне не веришь, Амелия, — проговорил он каким-то непривычно бесстрастным голосом, — но, думаю, пустит. Я ведь живу сторожем при доме Мэрион Джонс. Она директор в школе, где я работал.
— Еще работаешь, надеюсь, — добавила я, не в силах удержаться.
Я просто рассвирепела в предвкушении грядущей ночевки и бесконечного вранья. Единственный раз мне захотелось, чтобы он стал ко мне подлизываться.
— По слухам, она не собиралась возвращаться еще где-то с неделю.
— Ты чуть не стал меня уверять, что это твой собственный дом, — продолжала я, и во второй раз за эти двенадцать часов мне на глаза навернулись слезы, непрошеные и необъяснимые. Я почти уже потянулась, чтобы коснуться руки своего брата.