На мгновение я запаниковала, вцепившись в трап, представляя себе, как тело моего брата проносится мимо меня, падая вниз. Я почувствовала себя Джеком на вершине бобового стебля, только еще глупее. Придурковатой сестренкой Джека, которая лезла за ним, куда бы он ни забирался.
— Гарри, помоги мне! — крикнула я, когда выбралась к леерам, проходившим по всему борту корабля, и поняла, что мне хочется одним прыжком перебраться через верхнюю ступеньку лестницы.
Но Гарри не появился, а я не могла оставаться там, где находилась, и прыгнула, зацепившись бедром за поручень, кувырком скатилась на палубу и осталась лежать там, запыхавшаяся, в разгорающемся свете дня. Тут же, в силу привычки, мои легкие заработали в естественном ритме, приходя в норму, и, когда я поднялась, меня совсем не трясло.
Первым, что я заметила, была абсолютная тишина. Только ветер свистел между деревянными и металлическими контейнерами, которыми был заставлен чуть ли не каждый дюйм пространства палубы. Но я не слышала криков птиц, не слышала шума океана.
— Спорим, мы на высоте пятнадцати этажей, — сказал Гарри, возникая из-за одного из контейнеров, — или выше.
Его волосы развевались вокруг головы, лицо светилось, как у младенца. Казалось, он не был способен на дурной поступок — убить человека, покончить с собой. Решимости в его голосе было меньше, чем в тот момент, когда мы вошли в бар прошлой ночью, и от этого становилось жутко.
— Это что, танк? — спросила я, отталкивая его в сторону, чтобы увидеть то, что было у него за спиной.
В пятнадцати футах от нас громоздился огромный танк, поставленный на гусеницы; его ствол был поднят вверх, отведен в сторону на сорок пять градусов и напоминал шею динозавра.
— Пошли, — сказал Гарри, и я, не зная что и подумать, последовала за ним.
Какое-то время мы молча разглядывали танк. Потом перебрались через бухту каната, постояли у основания мачты и посмотрели через обрывки радиопроводов на начинавшее синеть небо. Словно блуждаешь по древнему поселению мексиканских индейцев или в руинах средневекового замка. Люди, похоже, здесь были, но их существование было для меня невообразимым. Тот самый звук слышался тут глуше и мягче, чем на берегу, и был так уместен, что я не заметила, как он возник, пока мой брат не упал рядом со мной на колени.
— Ух ты! Вот это да! — сказал он, закрыл глаза и покачал головой.
Это было похоже на крик гагары, только более протяжный. От него все внутри холодело, напрягалось, в нем слышались обрывки забытых слов. Крик усилился, я прижала ладони к ушам, а Гарри повернулся к восходящему солнцу, как мусульманин, возносящий дневную хвалу Богу, и тут звук стих.
— Как ты думаешь, что это? — спросил Гарри спустя долгое время. — Невероятно, правда?
Я покачала головой:
— Не знаю. Ветер? Вода бьется о борт? Что-то жуткое и таинственное.
— Это не ветер.
Я поняла, что он плачет. Качает головой и плачет.
— Это живой звук.
— Гарри…
Я встала на колени рядом с ним. Положила ладонь между его лопатками, и ждала, пока рыдания сотрясали его тело. Они все не кончались, и я снова почувствовала, что от волнения у меня сводит живот.
— Гарри, послушай. Все будет нормально.
— О чем ты говоришь? — прошипел он сквозь слезы.
— Все будет нормально. Нормально. Еще не поздно.
— Мими, это самая большая глупость, которую я от тебя слышал.
— Отведи меня домой, — брякнула я, поскольку это было первое, что пришло мне в голову. — Гарри, отведи меня домой.
Когда он наконец поднял голову, глаза его были красными, а голос доносился будто издалека.
— Иди вперед, — сказал он.
— И ты со мной. Давай.
Я взяла его под руки, попыталась поднять, и он встал на ноги с неожиданной легкостью.
— Ты ведь тоже это чувствуешь, Мими?
— Что чувствую?
— Покой. Можно так сказать? Место, где есть покой. Волшебное место.
Теперь слезы стояли в глазах и у меня. Я моргнула, чтобы избавиться от жжения, и они снова потекли. Нам обоим некуда было направиться, кроме как назад, к трапу.
— Гарри, пойдем со мной, ты отдохнешь. Еще не поздно. Еще есть время, чтобы все наладить.