Мне сердце; это...
Аркит
Дядя наш Креон.
Паламон
Да, он, тиран, забывший честь и меру!
Его успехи повели к тому,
Что гнев небес стал никому не страшен;
Все негодяи думают, что нет
Могущества сильней их гнусной власти;
Он даже веру подорвать готов,
Боготворя лишь гнусную удачу;
Чужие силы, ум чужой он ценит
Своих лишь ради прихотей и целей;
Добычу, почесть, славу, – всё себе
Он рад присвоить; зла он не боится,
Добро ж творить не смеет. Всю ту кровь,
Какая есть во мне ему родная,
Хотел бы я, чтоб высосали пьявки
Из жил моих, освободив меня
От этой злой заразы!
Аркит
Ум твой ясен,
Мой дорогой кузен; уйдем отсель,
Чтоб не делить бесчестья со злодеем!
Ведь может наше молоко принять
Вкус пастбища; придётся подчиниться
Всем гнусностям иль отказать ему
В покорности; не можем быть родными
Ему мы ни по крови, ни по духу.
Паламон
Да, это так; согласен я с тобой.
Мне кажется, что оглушил он небо
Злодействами своими, так что боги
Не слышат вопля вдов. Но вот Валерий!
Валерий
Король к себе зовёт вас; но идти
К нему не торопитесь: пусть немного
Его утихнет ярость. Крики Феба,
Которыми он погонял коней
На лучезарной колеснице солнца,
Сломавши бич свой, эти крики – шёпот
В сравнении с ревом гнева короля.
Паламон
Его и слабый ветер потрясает!
Но что ж могло случиться с ним?
Валерий
Тезей
Которого угрозы не напрасны,
Ему прислал сегодня грозный вызов
И обещает Фивы разорить.
Он двинулся в поход уж, чтоб исполнить
Свои слова.
Аркит
Пускай себе идёт;
Лишь гнев богов в нем страшен нам, а сам он
Нимало нас не может испугать.
Но как стоять за честь свою, – а это,
Конечно, неизбежно, – если ясно,
Что право не нашей стороне?
Паламон
Теперь об этом рассуждать не время:
Не за Креона мы стоим, – за Фивы.
Держаться в стороне – бесчестно было б,
Сопротивляться – было б мятежом.
А потому должны мы быть с ним вместе
И покориться случаю, который
Застал нас в это время вместе с ним.
Аркит
Да, это верно. Что же, началась ли
Уже война, иль, может быть, начнётся,
Когда Креон условий не исполнит,
Поставленных противником?
Валерий
Война
Уж началась; гонец принёс известие
Об этом вместе с вызовом.
Паламон
Итак,
Идёмте ж к королю. О, если б чести
Хоть четверть было в нём, в сравненьи с честью
Врага его, то кровь свою с отрадой
Могли б пролить мы! Жертвой нашей жизни
Мы принесли бы пользу. Но увы!
Теперь сражаться будут наши руки,
А сердце будет чуждо им; смерть наша
Не принесёт ни пользы, ни вреда.
Аркит
Пусть будет рок судьёю; он единый
Не делает ошибок никогда.
Мы знаем только, что велит нам совесть,
Судьба же пусть творит, что суждено.
Уходят.
Сцена 3
Перед воротами Афин.
Входят Пиритой, Ипполита и Эмилия.
Пиритой
Прошу вас дальше не идти.
Ипполита
Прощай же
И государю передай привет наш.
Не смею я питать сомнений робких
В его успехе; буду лишь желать
Ему избытка мужества и силы
В опасностях. Спеши к нему скорей:
Как ни искусен полководец, – помощь
Излишнею не будет никогда.
Пиритой
Хоть океан его могучей силы
В содействии моих немногих капель,
Конечно, не нуждается, но всё же
Я дань свою обязан принести.
(Эмилии.)
Достойнейшая дева! Всё, что небо
Даёт своим созданьям лучшим в дар,
Все те дары царят на пышном троне
В прекрасном сердце девственном твоем!
Эмилия
Благодарю, и царственному брату
Прошу привет мой передать. Я буду
Великую Беллону умолять
Помочь ему, и, так как просьбы смертных
Без жертвы не доходят до богов,
Я поспешу узнать, какая жертва
Приятна ей. Душой мы с государем
В бою, в его палатке.
Ипполита
В нём самом!
Мы сами были воины; не станем
Мы плакать, если в шлемах на войну
Идут друзья иль в море отплывают;
Мы слёз не льем, услышав о младенцах,
На копья воткнутых, о матерях,
Которые детей своих варили
И, съев их, горько плакали о них;
Будь мы такими пряхами простыми,
Мы б вас не отпустили от себя.
Пиритой
Пошли вам небо мир, пока я буду
Там, на войне: надеюсь, что тогда
Исход её вам не внушит сомнений.
(Уходит.)
Эмилия
Как он стремится к другу своему!
С тех пор, как нет Тезея с нами, – в играх
Хотя, как прежде, ловок Пиритой,
Но мало к ним внимателен; удача
Не льстит ему, а промах – безразличен;
Руками совершает он одно,
А на уме его – совсем другое;
Так принуждён он думать о вещах,
Несходных меж собою. Наблюдала ль
Его ты в это время?
Ипполита
Да, конечно;
И мне он дорог стал. Они с Тезеем
Вдвоём живали в диких захолустьях,
Неся нужду, рискуя каждый миг
Своею жизнью; бурные потоки,
Из коих наименьший был ужасен
Неистовою силою своей
Они вдвоём переплывали; вместе
Они сражались там, где смерть гнездилась,
И вместе грозный рок их пощадил.
Их прочная любовь узлу подобна,
Который и завязан и запутан
Искуснейшими пальцами так сложно,
Что может быть разрублен, но нельзя
Его ослабить. Кажется мне даже,
Что сам Тезей, когда б он мог раздвоить
Своё сознанье и затем сравнить
Ту и другую часть, – решить не мог бы,
Которую он любит больше.
Эмилия
Правда!
Но некто есть, кого он любит больше,
И это – ты, конечно. Я сама
Была дружна с одной подругой детства;
Ты на войне была, когда она –
Увы, так рано – в гроб легла печальный,
В роскошную, но грустную постель,
Простившись с милым месяцем, который,
Казалось, от разлуки побледнел.
Одиннадцать ей было лет, мне также.
Ипполита
Я помню: то была Флавина.
Эмилия
Да.
О дружбе Пиритоя и Тезея
Ты говорила; эта их любовь
Взаимная – серьёзна и разумна,