Я подошёл поближе к одному самому большому и самому старому. Огромные ветви у него были не прямые, а угловатые. Как будто их кто-то когда-то все переломал, а они срослись как попало. Листья на нём шелестели глухо, как восковые. А из чёрного дупла слышались тяжёлые стоны.
Конечно, этому дереву да и всем другим старикам есть над чем поразмыслить. Тут двести лет назад казаки и крестьяне, называвшие себя гайдамаками, с оружием в руках боролись с польской шляхтой за своё счастье, за свою мечту о свободе. Дед сказал, что это им написал Тарас Григорьевич Шевченко:
Сыны мои, гайдамаки!
Мир широк, приволен.
Ну что же, сыны, погуляйте,
Поищите доли!
Говорят, что где-то на этом острове сохранились ещё остатки гайдамацкой крепости. Вот бы найти их.
Мы с Орланом отправились на поиски, бродили долго, но так ничего и не обнаружили. Возвращаемся назад и видим — на нас нашествие коров. На меня вдруг пошла самая прыткая, с самыми большими рогами, я не на шутку струхнул, бросился наутёк и забрался на дерево.
Но мой пёс замер как вкопанный, шерсть на нём встала дыбом, а морда выражала злую и мрачную решимость. Я понял, что он заманивает врага. Напоровшись на взгляд пса, корова остановилась. С минуту они смотрели друг другу в глаза, словно мерялись силами. И вдруг Орлан как сорвётся! Вы бы видели, что тут было!..
Корова от неожиданности резко повернулась и упала на задние ноги, Орлан в неистовстве лаял, брызгал слюной и старался схватить её за ноги и за хвост, а я хохотал до колик в животе.
Корова быстро оправилась и карьером помчалась к своему стаду. Я осмелел, схватил хворостину и пустился вдогонку. Другие коровы, как увидели свою обезумевшую от страха подругу, да Орлана, которого они определённо приняли за серого волка, да ещё меня с хворостиной, замычали и понеслись. Меня охватил азарт, я мчался всё быстрее и быстрее, кричал, размахивал хворостиной. Ну и дали же мы с Орланом жару этим рогатым чудовищам, разогнали по всему острову! Некоторые, самые трусливые, убежали, наверное, километра за два, а то и больше.
К своему новому лагерю мы прибежали взволнованные, радостные. У Орлана почти до земли вывалился язык; он дышал, как и я, глубоко и часто.
— Дедушка, мы сейчас сражались с коровами и вышли победителями!
— Кажется, сюда идёт пастух, он тебе кое-что разъяснит… А помощника твоего я заберу, попробуй обойтись без него. — Дедушка взял собаку и ушёл к своим удочкам.
Я вгляделся и вижу, что пастух такой же, как я, мальчишка. Что же он мне может разъяснить, тем более что я не видел ничего плохого в своём поступке?
Пастух шёл уверенно и решительно на ходу сбросил мешок, ватник и кепку. На лице у него была какая-то дикая ярость. Мне даже хотелось снова забраться на дерево, но потом я решил, что это может быть расценено как трусость. И я продолжал ждать.
«Что же он собирается делать?» — соображал я, стараясь выдержать взгляд, похожий на взгляд разъярённого зверя.
Мальчишка подошёл ко мне вплотную и, не задумываясь, заехал мне в ухо. Я опешил. Он закатил мне вторую оплеуху да ещё бросил в лицо обидные слова:
— Защищайся, трус!
И тут меня охватила отчаянная решимость. В общем, началась потасовка. Кончилась она только тогда, когда дедушка взял нас за плечи и развёл в стороны.
— Хватит! — сказал он серьёзно. — Теперь я советую вам помириться.
— Нужен он мне! Я из-за него до самой темноты должен буду собирать стадо. Да ещё какая-нибудь тёлка заблудится, а её ночью волк разорвёт, — растягивая слова, проговорил пастух, вытирая рукавом рубашки кровь с губы. — Ему-то что! — кивнул он на меня.
— Он тоже будет отвечать за стадо, — сказал дедушка и посмотрел на меня сурово.
— Не буду! Его коровы, и пускай он их не распускает.
— Ты, Виталий, уступаешь злому началу.
— Он мне разбил нос! — воскликнул я.
— А можно разве сейчас, когда колхозные коровы в опасности, принимать всерьёз твой нос, хотя он и фундаментальной величины на твоём лице?
Пастушок хохотнул. Я хотел обидеться, но дедушка меня перебил:
— Сейчас не до личных счётов. Коровы разбредутся, идите собирайте их и возьмите на помощь Орлана.
Пастушок вдруг мне улыбнулся. Я человек не гордый, тоже изобразил добродушную улыбку, и мы пошли.
Дорогой я узнал, что пастушка зовут Миколой. Лицо у него узкое, с высоким лбом. Позже бабушка Наташа, когда познакомилась с пастушком, сказала, что у мальчика одухотворённое лицо.
Со мной он сейчас разговора не затевал, а на мои вопросы отвечал неохотно. Я, конечно, понимал: он всё ещё сердится.
— Ты иди вправо и направляй коров вон к тому озеру, — сказал он мне, а сам побрёл в другую сторону.
Орлан оказался блестящим помощником. Вначале мы бегали за каждой коровой с ним вдвоём, но потом он быстро усвоил свою задачу и стал делать это самостоятельно. Замечательный пёс! Выискивал коров в таких местах, в таких зарослях, оврагах, куда человек ни за что на свете не забрался бы. И, главное, делал своё дело с понятием, не гнал их куда-нибудь в сторону, а прямо в стадо.
Когда мы собрали всех коров, Микола подошёл ко мне и сказал:
— Вот бы мне такую собаку!
Я с гордостью похлопал Орлана по спине.
— Скоро у него будет сын, я подарю его тебе.
— Не надо, я сам куплю себе щенка.
— Ты всё ещё сердишься на меня?
— Да нет, ты ведь ещё маленький.
— А ты?
— В деревне ты был бы самостоятельным хлопцем.
Я покраснел. Мне показалось, что Миколе кто-нибудь рассказал, как бабушка Настя уговаривает меня есть, а я кручу головой.
— Вот дед у тебя знаменитый и душевный человек!
— Обыкновенный, — бросил я небрежно.
— Эх ты, даже деда своего не знаешь! Мы его всем колхозом почитаем. Прошлый год он нашу речку спас от наносов. Днепровское управление сказало, что работы землечерпалкой обойдутся дорого и что колхоз не потянет. А твой дед с нашими плотниками построил такие плоты особенные, и течение само размыло русло. Теперь катера из нашей деревни ходят прямо в Киев.
Я пожал плечами: дескать, ну и что?
— А ты знаешь, что твой дед может сделать реки незамерзающими? По ним круглый год будут ходить пароходы! Ну да ладно уж, — протянул пастушок снисходительно, — нам пора в загон, солнце уже село. Увидимся завтра.
Мы с Орланом долго смотрели на уходивших телят и на Миколу, который размахивал хворостиной и покрикивал на непослушных:
— Эй, эй!
«Доверяют же человеку целое стадо», — думал я с завистью.
Уже в сумерках мы с Орланом возвращались к своему новому лагерю. Идём около самой воды, по песку. А по воде далеко слышно. Разговаривают мои дед и бабушка:
— Зачем ты устроил эту драку? Этот парень мог покалечить ребёнка.
«Ребёнок, ребёнок!» Я был готов расплакаться.
— Мальчики — однолетки, ничего страшного.
— Ну что ты говоришь!
— Видишь ли, у детей ещё не совсем хорошо развита речь, они не могут достаточно ясно выражаться и поэтому помогают жестами.
— Не шути, Борис!
— Да-да, энергичные движения в их возрасте куда внушительнее, чем весь их словесный фонд, и потом, для нашего внука физкультура совершенно необходима. Я хочу, чтобы он вырос смелым, сильным, правдивым и умеющим защищать себя человеком.
— Я совершенно уверена, что общение с этим пастухом может плохо отразиться на Виталии…
— Микола хороший, он лучше меня! — горячо перебил я бабушку Наташу.
15
На следующее утро я сразу же взялся за модель. Работал… Ужас как работал — пыль столбом. Мне хотелось моделью поразить Миколу.
Вот уже был готов Днепр, на нём построено четырнадцать плотин. Я даже успел соорудить игрушечные города, у которых были построены эти плотины: Каховку, Запорожье, Днепродзержинск, Кременчуг, Канев, Киев, а Микола всё не шёл. Я уже начал думать, что Микола не придёт, что ему со мной совсем не интересно. И как я обрадовался, когда увидел коров! Мы с Орланом бросились навстречу.