- И как же ты, скажи, могла сомневаться в нас?! Столько всего преодолели вместе, а ты вот так?
- Когда вы познакомились, Миша сказал, что Константин при любых обстоятельствах разоблачит его, дескать, что со жмуриком церемониться...
- Да он шутил! – не выдержал Муравьев и перешёл на крик. – Жена, у тебя совсем голова от конспирации съехала? Николай Тимофеевич был для нас примером для подражания, одним из лучших партийцев, и чтобы хоть кто-то заложил его сына?! И паспорт поддельный, и фамилию, зачем-то, еврейскую выбрала, ну это я понимаю – Петерс, Леттерс... Но своим врать!.. Я крайне в тебе разочарован.
Виктория гневно бросила свирепый взгляд на Муравьёва,сильно сжав руки в кулаки.
- А кто просил вас шутить?! – чуть не плача, спросила она. – Как же меня достал весь этот ваш фирменный сарказм, где уж нам найти искреннее друг к другу отношение: всё на пафосе и сарказме! Мат-перемат через слово, на каждом заседании получасовой перерыв на перекур, качаем игры из интернета – ни грамма серьёзного отношения, всё, на что смелости хватает! И после этого как к вам по-другому относиться, а?! Да вы плевать на уважение хотели, выдали бы с программистом Орлова с потрохами. И хватит, наконец, называть меня так – я давно тебе не жена, а ты и рад съязвить. С Катькой и язви!
- Да, Катя хотя бы юмор понимает, а ты вечно – от горшка два вершка, а серьёзнее самого Заславского. Скучно с тобой, вот что.
- А партия не для того создаётся, – Виктория нахмурилась, снизила голос и медленно встала с кресла, – чтобы в ней было весело. Партия, к твоему сведению, это организация лиц, которая намерена бороться за право власти. Хочешь сказать, что вы – ярый пример замены этой самой власти? Нет, не лучше либералов. А я, дура, стремилась к эмансипации, чтобы в партию вступить.
Муравьёв тяжело вздохнул и потрепал девушку по волосам.
- Я тоже не был удовлетворён последствиями от нашего брака, в армии вместо полного срока всего полгода скостили. Ну что ж, зато теперь мы квиты.
- Только паспорт зря испортила, – девушка резко скинула руку Гриши и опустилась на диван, вынимая мобильный телефон.
Воцарилось молчание. Муравьёв в раздумьях побродил вдоль комнаты, поглядел в окно с видом на Неву, а затем сказал:
- Хочешь, я сам завтра насчёт Заика договорюсь?
Дементьева подняла голову и подозрительно взглянула на товарища.
- С чего бы это такая благосклонность?
- Ты говоришь, что я несерьёзный и умею только саркастичить. А я докажу обратное: завтра же он будет свободен.
- Не думаю, такое даже с дипломом юр.фака не проканает. А, пожалуй, превосходное испытание. Ну, а мне в таком случае искать союзников?
Муравьёв не отвечал, казалось, что он был немного смущён.
- А Орлова искать не планируешь? Я думал, что ты ни о чём другом и думать не можешь.
- Я не влюблена в него, – покачала головой Виктория, вновь опустив глаза на экран мобильника. – Если он нашёл здесь себе лучшее место – пускай. Для меня эта выходка была последней каплей, мало, что ли, было предыдущих глупостей? Нет, с меня довольно, хоть я и обещала присматривать за ним, да видимо не смогу. Если он такой великий конспиратор – вернётся сам, найдёт способ.
- Тогда что же ты намереваешься завтра делать?
- Моя главная задача: выяснить первоисточник мифа о ключе, то бишь Ленинском подарке Троцкому в Октябрьскую революцию. Потому меня и заинтересовал этот пророк – всего лишь способ попасть сюда. Я нашла список нескольких частных магазинчиков, что содержат раритетные предметы или бумаги, хотела проехаться по ним, – Виктория вытянула руку с телефоном так, чтобы Муравьёву было видно, и чтобы он не сомневался в праведности её слов. – Их около двадцати, благо, половина расположена в центре.
Муравьёв фыркнул: да, договор и объединение с возможными союзниками была основной частью его работы, но деятельность Дементьевой по поиску ключевого оружия противо-УЭК была куда серьёзнее. “Вернёмся, скажем, что союзники на уступки не пошли, вместо этого подняли митинг, – подумал он. – Всё сходится”.
- Если Михаил попал к межрайонцам, – вдруг предложила Виктория, – то можно будет его использовать в качестве посредника. Хорошо бы, если у него там сложились благоприятные отношения.
- Какая ты циничная. Меня радует, что ты больше не напрягаешься по поводу его розыска, но идея-то замечательная.
- Межрайонцы – центристы, Орлов не выдержит такого напряжения. Если убежит от ФСБ – примем обратно, ну, а если нет... – Дементьева вздохнула. – Из СИЗО никто вытаскивать не станет – слишком много делалось ради одного дурака. Нет, я считаю, что нам не нужны подобные кадры.
Следующее утро было совсем не лучезарное: город застилал густой, серый туман, сквозь который едва были различимы абстракции ландшафта, многоэтажек и огней белолунных фонарей с торговыми рядами, мерцающих рекламными вывесками.
В метро было холодно, словно глубокой осенью – Виктории пришлось надеть плащ. Плотно закутавшись в него, она просмотрела карту своего маршрута: три музея в центре, там же четыре антикварных магазина – станция Невский проспект, ещё два – на Пролетарской, остальные же были разбросаны на окраинах города. Такая дорога могла занять от силы пять часов, если не считать время, потраченное на метро. Плюс-минус час. Умея работать с архивными материалами, девушка не сомневалась, что вмиг вычислит сведения о необходимом и таком малоизвестном артефакте. Но вот оказия: она не знала, что конкретно ищет и поэтому очень волновалась, что продавцы или смотрители запудрят ей мозги, уведут от нужной темы или дадут неверную информацию. Нужно было быть начеку, тщательно проверять и анализировать каждый довод, сверяться со временем и датой. В голове Виктория составила критерии поиска: вещь не должна быть громоздкой, если позже его переоборудовали в ключ для активизации оружия массового поражения, которую можно было бы легко носить с собой, иметь всегда при себе. То, что довольно сложно заподозрить в “двойном дне”, то, что можно было бы оснастить нужными механизмами: чипом или электроопознователем. “А может быть, – подумала она, – эта вещь изначально была чем-то эдаким оснащена: формой, особыми свойствами. Ключ-посредник, куда запутаннее”.
Как оказалось позже – нигде из мест, перечисленных в списке, не оказалось даже ничего хотя бы косвенно подходящего под нужные критерии. Всё мимо: ей предлагали романовский антиквариат за бешеную цену, радио-чипы советских времён; некоторые поняли её просьбу буквально и преподнесли кейс с железными ключами столетней закалки. “День насмарку, – надулась Дементьева, покидая последний пункт назначения. – Нет, ну правда, не мог же Ленин медный ключ Троцкому подарить? На верёвочке. На шею? Абсурд”.
Но ближе к вечеру день окупился. Вернувшись обратно в «Кресты», Викторию ждали два сюрприза: первый – Муравьёв, как и обещал, выполнил своё предложение. Явившись в следственный изолятор под видом де-факто адвокатом, он так мастерски смог разговорить смотрителя, что тот сознался: за вандализм посадили пророка без предварительного следствия, лишь за «антиправительственные лозунги». Эсдек, поинтересовавшись, сколько тот находится под заключением в сумме, заявил, что требует освобождения хотя бы под подписку о невыезде за пределы Государственной границы. Без распри не обошлось, но оппозиционер добился своего – теперь Олег Заика находился на ресепшне.
И второй сюрприз – около окна неподвижно стоял Орлов. Он был бледен, даже посиневшим, казалось, что юноша находился в состоянии шока. Ничего не объяснив, Анна со своими пособниками организовала митинг, воодушевив их демонстрацией Миши. Позже событие этого митинга войдёт в историю, как начало массовых народных волнений.
«С нами теперь Михаил Орлов! Он смог вырваться из-под контроля полиции, и мы сможем!» – с чувством бросала она своим соратникам – целой организации беспризорников и людей без определённого места жительства. Всё произошло очень быстро, так, что для Миши всё пронеслось пёстрыми пятнами: люди в серых одеждах, проспект, дымовые шашки, синие каски ФСБ, подвалы и метро… Он не знал, что произошло в итоге с Анной и со всеми остальными. Он успел сбежать и теперь все мысли его были лишь о двух вещах: о центристах и о том, что сделают с ними социал-демократы.