Преодолев короткую лестницу, молодые люди остановились у входа. Как и предполагалось – пустили их не сразу.
- Вы куда? – строго спросил у Виктории охранник. Для человека, который минуту назад бросил всё своё материальное имущество в автобусе и добровольно опоздал на поезд ради одного лишь на первый взгляд невзрачного здания, какой-то жалкий секьюрити преградой не был. – Сюда без пропуска или билета нельзя.
- Мне срочно нужно внутрь, и, если вам не сложно, проведите нас до администрации, – ответила Виктория.
- Какая наглость, вы кто такие?
- Мы из Москвы насчёт дела исторической важности!
- Это всё очень хорошо, а пропуск-то есть?
- Снова здорово, – прошипела Виктория. – Костромского знаете? Он только что отсюда вышел. Он разрешил.
Мужчина в костюме издали махнул рукой. Охранник разочарованно вздохнул и отошёл в сторону.
- Извините за задержку, раз уж Константин Павлович поручился...
Не дослушав охранника, Виктория стремительным, быстрым шагом подошла к двери. На мгновение она остановилась, проведя ладонью по ручке. “Боже мой, – подумала она в этот момент. – Они же когда-то так же открывали дверь”, и резко на себя её потянула.
Вестибюль Орлов не узнал: естественно за век всё изменилось до неузнаваемости: реальность и фотография. Стиль официальный, белые бетонные стены, а посередине квадратные пилястры.
- Зачем нам сюда? Просто так? – прошептал он.
- Такая возможность, Орлов, выпадает раз в жизни – в живую увидеть место, где когда-то решался вопрос о революции, – Виктория огляделась вокруг себя. – Ага, вот лестница, видимо, раньше здесь был гардероб.
Дементьева указала на прозрачную стенку с небольшим окошком, за которым сидела секретарь: рыжая женщина среднего возраста. “Пастырева Ольга Сергеевна” было написано на её бейджике.
- Что вы знаете о Троцком? – тут же в лоб задала вопрос Виктория. Секретарша медленно подняла глаза и с самым что ни на есть серьёзным видом поправила очки.
- Во-первых, девушка, добрый день, – сурово сказала она. – Во-вторых, на каком основании я должна отвечать вам на такой пафосный и провокационный вопрос?
- Что ж, добрый день, – терпеливо проговорила Виктория. – Я работник газеты “Комсомольская Правда” из Москвы, разрешение на работу мне дал Константин Павлович Костромской.
- Дайте мне ваш паспорт, – потребовала Ольга Сергеевна.
Девушка вынула из сумочки документ, который всегда носила с собой, и положила на столик.
- Виктория Павловна, а разве корреспондентами в редакцию берут в девятнадцать лет? – спросила секретарь, возвращая паспорт.
- Я на испытательном сроке на младшего помощника главного редактора, – ответила Дементьева. – Если я не справлюсь с положенным мне заданием, меня вышвырнут. Ольга Сергеевна, так что вы знаете о Троцком?
- Никакого Троцкого у нас нет. Может быть, фамилия неверно названа.
- Меня интересует Лев Троцкий, – мягко уточнила Виктория. – Большевик.
- А, этот Троцкий. Ну и чем я могу помочь?
- В 1917 году в этом здании числился штаб большевиков, а после революции Петроградское правительство – это всем известно. Скажите, вы можете показать непосредственно кабинет Льва Давидовича?
- Хм. А что же не Ленина? – съязвила секретарь.
- Нам нужен кабинет Троцкого, – Виктория умело стояла на своём. – То, что нам необходимо, связано только с ним.
- А что вам, собственно говоря, нужно? – любопытно спросила Пастырева. – Этот кабинет на третьем этаже под самой крышей. В расследовании я могу поспособствовать?
- Боюсь, что нет. Речь идёт об артефакте, который не известен в официальном курсе истории.
- О, так вы исторические мифы развеиваете? Похвально, а то нынешняя молодёжь неизвестно чем сейчас занимается. Не могу не спросить, а что за артефакт?
- К сожалению, мы не знаем, как он выглядит, знаем только то, что он существует.
Проведя эсдеков к “кабинету под самой крышей”, секретарь воодушевлённо рассказывала о том, как зимой восемнадцатого года общались между собой Владимир Ильич Ленин и Лев Троцкий.
- ...они передавали друг другу записки через посредников, а кабинеты их находились противоположных концах здания. Ленин шутил, чтобы наладить велосипедную почту. Ну вот мы и пришли. Прошу вас, не шуметь и говорить в полутоне, теперь это совершенно иной кабинет: там работает зам. губернатора. Всё ясно?
Эсдеки кивнули. Женщина, предварительно постучавшись, открыла дверь.
- Николай Петрович, извините, что отвлекаю...
- Да-да, Оля, я слушаю.
За столом, который находился в непосредственной близости от окна, сидел пожилой, лысый мужчина. Он до момента прерывания заполнял бумаги, касающиеся нормативно-правовых актов. Виктория, заглянувшая через плечо секретаря, увидела светлое помещение, в котором начисто отсутствовала вычурность: деловой дизайн с каштановой отделкой, тёмный стол с многочисленными ящичками, на основной стене две фотографии: президента и премьер-министра, а посередине – бело-сине-красный флаг.
- Нежданно приехали журналисты из Москвы...
- По поводу спешных санкций, касательно изменения закона “Об административных правонарушений”? – взволновано спросил мужчина, немного приподнявшись на стуле и поправив галстук.
- Нет-нет, по поводу некого исторического расследования, – успокоила его секретарь. – Про большевиков что-то ищут.
- Про большевиков? – зам. губернатора вопросительно взглянул на женщину, затем на тех, кто стоял за её спиной. – Да что они там стоят, пусть зайдут.
Виктория вздохнула и смело вошла в кабинет. Миша робко прошёл следом за ней. Мужчина неудовлетворённо посмотрел на них, постучал ручкой по поверхности стола, и спросил:
- Ну что-с, молодые люди, бы вы хотели узнать? Про большевиков? – уточнил он.
Дементьева провела весьма красноречивый диалог по поводу “грандиозного разоблачения большевиков как организации и как личностей”.
-... В преддверии столетия Октябрьской революции, государство было уполномочено подвергнуть гласности и поднять с пыльных полок все ранее засекреченные архивы. Страна готова к принятию правды: с той поры утекло много воды – теперь от нас нечего скрывать, ведь бывшая советская власть также давно низложена. Вы простите, что вас не предупредили: распоряжение было получено так неожиданно и всех наших сотрудников отправили по городам, – Виктория на мгновение прервалась, глубоко вздохнула и горячо спросила: – Вы готовы поспособствовать нашему разоблачению?
- Пожалуй, – пробурчал заместитель губернатора. – Вы хотите, чтобы я поднял архивы Смольного?
- Да, – кивнула девушка. – И для общей пользы дела я с моим коллегой рассмотрим кабинет. Говорят, что некогда здесь работал сам Троцкий.
“Во она даёт, – восторженно думал Орлов. – Такое на ходу выдумать... Геббельс! В хорошем смысле.”
- Бронштейн, да-а-а, – протянул мужчина, поднимаясь с кресла, и спрятал все свои бумаги в нижний ящик, не оставив ни одну на столе. – Вычурная личность: наглый, высокомерный... Жид по сути. Где-то читал, что в Германии он в кафе не заплатил. И для страны вред один нанёс.
- Ну, а как же внутренний мир? – неожиданно спросила Виктория, оглядываясь по сторонам.
- У кого? У Троцкого? – зам. губернатора захохотал так, что на столе задребезжала ручка; он направился к едва заметному шкафчику, на противоположной стороне кабинета, открыл его, и начал рыться. – Он же коммунист – какая там душа, о чём вы? Пролетел с пролетариями, как фанера над Парижем... Ну вот, всё что осталось от того периода.
Николай Петрович вернулся к столу с одной, но достаточно объёмной папкой.
- В тридцатые годы всё, что было связано с революцией и Троцким непосредственно – утилизировалось. Благо, некоторые сочувствующие архивариусы сохраняли копии, а оригиналы уничтожали, само собой. Здесь всё только о Смольном, и, ах да! – заместитель осторожно открыл папку и пролистал несколько помятых, пожелтевших страниц. В копию ратификации декрета о “Брестском мире” был вложен пожухлый лист бумаги: рваный, грязный, местами почерневший – в целлофановом прозрачном пакете. – Вот это – ценность величайшая. Единственный оригинал. Спаслась явно каким-то чудом.