Мрак и пустота. Внутри и вокруг. Призрак бродит по Европе... Он видел огромные города, пронзённые стрелой капитала, оживлённые перекрёстки дорог и судеб, а неупокоенная душа вынуждена безмолвно выть, шляясь по распутью междумирья. Закопан заживо, похоронен дышащий, невинно убиенный фантом революции, который некогда проповедовал, что нет существования после смерти. А теперь – самолично испытывал эту горькую истину на собственной гибели. Коммунизм вот уже как двадцать шесть лет был официально мёртв.
Родился он ещё во времена Платона и Аристотеля. Но был лишь младенцем, а позже стал утопией.
В те далёкие мгновения он впервые увидел Монархию. Она была высока, грациозна, стройна и красива, но за красотой внешней скрывалась коварная, уничтожающая, амбивалентная истина. Монархия была очень противоречива – никому в мире не удавалось проникнуть в её душу, покорить её сердце. Фантома вечной, абсолютной власти боялись как огня и почитали, как Бога. Златокудрая, синеглазая дива с голубой кровью требовала беспрекословного подчинения и уважения к своей персоне, не терпела фамильярности, отличалось придирчивыми нравами, высокомерностью и крайней степенью эгоизма – полная противоположность Коммунизму. И возненавидели они друг друга с первого взгляда…
Основной датой его рассвета принято считать 1848 год благодаря двум милым человечкам. А двадцатый век – совершенный культ почитания. И век его смерти…
Коммунизм, блуждая по туманным переулкам, едва освещённых тусклым светом фонарей, с горькой иронией осознал, что он как Бог: большинство отказывается верить в его существование, а для прочих он так и останется беззаветной, фанатичной мечтой. Задыхаться от собственного смеха, переполненного дьявольского сарказма, и бродить по несчастным площадям захолустного Парижа – что ещё остаётся ему? Чёрт его раздери, а ведь он действительно чувствует себя Богом! Только не единственным – всякий эгоизм был чужд Коммунизму, а самым крайним, посторонним и двуликим. Левым, как говорят в народе.
Богиня свободы и лжи Демократия, да, в представлении фантома Демократия была именно женского пола, а если полно открывать всю правду – фетишист. И как у этого извращенца хватило смелости и мощи намертво вонзить клинок в его спину? Нет, иначе бы то не была «милашка» Демократия. Прежде та Коммунизм отравила, а затем пырнула ножом, переложив на него все свои грехи и злоключения.
За паршивкой стояла Монархия. Она, неистово ненавидевшая Коммунизм, не могла допустить кровопролития собственными руками – ей было противно пачкать свои белые перчатки и свою «чистейшую» репутацию. Кого же, как не извращенку-проститутку напустить на изгоя-утопию?
Монархия, отстраненно присутствовала на похоронах, наблюдая за скромной, практически ничтожной панихидой и от жуткой гордости своей бросила на могильную плиту две бардовые розы.
Она чувствовала, что умирает – торжество живёт не дольше, чем благородство. Верховные Боги избрали Демократию новым эталоном и скоро двуличная извращенка, имеющая множество имен, такие как Либерализм и Консенсус, доберётся до истлевающей Монархии. Свет тускнел в её прекрасных голубых очах, и больше всего на свете она желала знать… знать…
Социализму терпение было чуждо, но каждый изгой и злодей обязан был уметь ждать. Он занял именно ту, выжидательную позицию. С интересом и злобной иронией наблюдал из нашего мира за постаревшей Монархией и думал, как же она опустила себя – и она попалась в его “коварные” сети. Монархия испытывала к нему истязающее чувство, которое всё больше и чаще вызывала насаждающие мысли о нём. Это было, словно наваждение, абсолютный фанатизм. Коммунизму было от этого только смешнее: теперь же нездоровая любовь Монархии к антагонисту вызывала лишь отвращение. Никто не был коварнее Социализма, никто не был его хитрее, и при всём при этом ему удавалось оставаться филантропом и просто идеальным предметом обожания для многих и многих поколений. Все кинозлодеи современности могли бы ему позавидовать!
Призрак бродит по Европе – призрак Коммунизма. О, как неприятно будучи ещё живым осознавать себя мертвецом. И колени не прогибаются от бесконечных дождей и ветров, словно на Земле более не было других цветов и другой погоды. Остановившись на Большом Каменном мосту, он упаднечиски бросил взгляд на гладь реки. Чёрная, смолянистая поверхность затягивала его отражение на дно, обволакивая и топя утопию в волнах: бледнолицего брюнета с прозрачно-зелёными, как у кошки глазами. Он поднял взгляд и ровно перед собой узрел свою смерть, своё кладбище – собственную могилу, вокруг которой кирпичной стеной возвышалась крепость алого замка.
Быть похороненным у стен Кремля – великая честь, но, увы, призрак и по сей день остаётся для всех трижды проклятым и четырежды благословенным.
Выжидательная позиция по плану подходит к своему логическому завершению – настало время воскреснуть. Летаргический сон же не может продлиться вечность, а при всём том, что узрел Коммунизм на своём пути, обязан был закончиться. Необходимость в смерти утрачена, Коммунизм ухмыльнулся – ведь многие антагонисты так делают: якобы умирают в первой части, чтобы вернуться во втором акте. И у него антракт окончен! Поднимите занавес, маэстро!
Оставалось лишь единственное: выбрать свою жертву. В первый раз это было несложно, во второй же количество преданных претендентов уменьшилось в несколько раз. Социализм за это время стал холоднее и расчётливее, но главным оружием была любовь. Преданная, страстная, вызванная неистовым желанием и лютой ненавистью – любовь, которую нужно было выродить из душ людских, вот то оружие, которым Коммунизм смог подчинить себе даже Монархию.
Теперь он стоял прямо напротив постельного ложа, на котором лежало спящее тело молодой девушки. Даже сумрак ночной темноты не мог скрыть от всевидящих глаз её спокойного, умиротворённого лица цвета алебастра – такого детского и наивного выражения фантом не видел очень-очень давно. Даже некая подозрительность промелькнула в изумрудных глазах познавшего предательства людского, но благодаря этим знаниям, он был абсолютно уверен в правоте своего выбора. Он долго всматривался в лик своей избранницы: не без иронии, но и не без нежности – руки раскинуты в стороны, голова повёрнута чуть на бок, а белая копна волос рассыпана по всей подушке, отчего дурацкая, раздражающая чёлка загораживала замкнутые глаза. Призрак вдруг подумал, что с этой чёлкой не может воспринимать её всерьёз и, не боясь разоблачения, приблизился к ней и невесомым жестом убрал прядь волос, обнажив чистый лоб и трепетавшие ресницы.
Сегодня она снова говорила, что любит его. Глупая девчонка, любить мертвеца также неразумно, как и любить то, чего не существует и никогда не существовало. Почему она держит его? Почему не отпускает, не даёт душе покоя? Он нахмурился: таких людей по всему миру насчитывалось больше миллиона, но половина из-за своей влюблённой слепоты не видят логичной, объективной правды – Коммунизма не существует. Призрачный Бог из капиталовой мифологии под авторством Маркса и Энгельса потупил взгляд, а девчонка даже сквозь слабый сон продолжала неистово любить и верить.
“Как же можно верить в то, что даже не в силах увидеть?” – подумал фантом, с интересом проведя тыльной стороной ладони по щеке человеческой. Сам он не понимал, но этот вечный вопрос был джокером в его колоде. И тот, кто утверждает, что у него холодная голова – самообманывается, потому что человек с холодной головой не может быть поистине преданным. Преданным может быть только человек с горячим сердцем, а та, которая лежала перед ним, пылала. Призрак видел её насквозь и ничего особенного и отличного от иных фанатиков в ней не было, но единственное, что могло помочь Коммунизму – трезвый мозг, который умел отличать истину от манипуляции. Она никогда не станет узником этой самой внешней манипуляции, лишь внутренней. И это саморабство может сыграть на руку циничному филантропу.