- Какая разница, что было в прошлый раз? Сейчас другое время!
- Нам возвращаться надо, а не балаган устраивать! – отрезала Виктория, увернувшись. Орлов насторожился, глазки бегло заморгали. – Здесь оставаться опасно – нужно уезжать в Москву!..
От: Муравьёв.
“Пророка доставили. Всё нормально. Что у вас там?”
7.05.17
От: Муравьев.
“Когда прочитаешь, обязательно набери!
23.05.17
От: Муравьёв.
“Там ЧП-провакация Возвращайтесь! СрОчно!!11″
1.06.17.
30 августа 1918 г. РСФСР. Москва.
“Через два дня пора перевернуть страницу календаря”, – задумался Ленин. Он пружинистой походкой кружился по кабинету в желании того, чтобы осень поскорее началась – лето было безумно тяжкое. “Хотя, – рассуждал Ильич, – это также наивно, как ждать новый год. С надеждами на лучшее. Ни Троцкий, что-то из Казани не звонит, ни Коба из Царицына...”
Буквально в одно мгновение с тем, как Владимир Ильич подумывал о звонках, работу сознания его прервал телефон.
- Кремль на связи, Ленин у аппарата, – звонко воскликнул он в трубку, радуясь уже тому, что теория Маркса всё-таки верна, и мысли материальны. Но настроению его не суждено было долго продержаться.
- Смольный на проводе, – на другом конце Зиновьев, скрипел зубами и от волнения отбивал тыльной стороной карандаша по поверхности стола. – Владимир Ильич...
- Что-с, батенька, Антанта угрожает?
- ... Владимир Ильич, – с укором произнёс Григорий Евсеич и, спустя секунду паузы, добавил, – Урицкого убили.
Услышав сообщение, Ленин побледнел: улыбка мгновенно сползла с лица, брови надвинулись на переносицу. Сокрушённый, он протяжно вздохнул и коснулся ладонью лба.
- Какая печальная новость. Так, – сурово начал Вождь, – усильте охрану наших петроградских сотрудников. Если это контрреволюция, то покушения, возможно, повторятся.
- У нас никого теперь из представителей центрального ВЧК не осталось, – тихо продолжил Зиновьев, – можно, чтобы кто-нибудь приехал? Расследовать. Сами понимаете...
- Понимаю-понимаю, любое преступление требует следствия. Я попрошу сегодня же товарища Дзержинского выехать к вам в Петроград, – Ленин снова замолчал, как показалось Зиновьеву, трагическое событие сильно потрясло его. Ильич молчал, а потом сказал. – Береги себя, Гриш. Как бы и у вас восстания не случилось...
По немедленному прибытию в Петроград, Дзержинский тот час направился в Смольный, где его ожидал взволнованный председатель городского совета. Зиновьев, недолюбливающий чекиста по личным на то причинам, однако был искренне поражён гибелью товарища, поэтому дело такой важности отнесло все распри на второстепенный план. Он встретил Феликса Эдмундовича на ступенях Смольного в чёрном траурном сюртуке и с не менее мрачным и удручённым видом произнёс, глубоко вздыхая.
- Сколько уж можно оставлять подобный произвол. Ах, совершенно не ожидали подобного, не ожидали.
Несмотря на тяжкие вздохи, к которым питал нескрываемое презрение Дзержинский, даже не протянув Григорию руки, вошёл в само здание. Зиновьев, немного смутившийся, покорно побрёл вслед за ним.
- Тело уже доставлено в морг? – спросил «Железный Феликс», целеустремлённо шагая по коридору в кабинет Зиновьева. Тот старался не отставать ни на шаг, шёл рысцой, почти бегом, немного задыхаясь.
- Хотите-с, взглянуть? – картинно в отместку уточнил он, за что в ответ получил презрительное молчание.
- Известны какие-либо подробности смерти?
- Для того вас и вызвали, чтобы разобраться, – ответил Зиновьев. – Могу сказать, что застрелили беднягу на Дворцовой площади, по словам коллег, когда он входил в наркомат внутренних дел. Я тогда ехал с собрания...
- Кому могла понадобиться гибель Моисей Соломоновича? – выпытывающее спрашивал Дзержинский.
- Вам виднее, – пожал плечами Зиновьев. Несмотря на то, что большевики были уже с давних пор знакомы, они обращались друг к другу исключительно в интеллигентной форме: Григорий Евсеич ради дистанции и формальности, когда «Железный Феликс» вовсе предпочитал употреблять безличные предложения.
- Совсем никаких предположений?
- Контре, кому же ещё, – дал самый что ни на есть абстрактный ответ Зиновьев, при этом с чувством фыркнув. Дзержинский понял, что расспрашивать его бесполезно, а потому решил заняться расследованием убийства Урицкого самостоятельно.
В ходе следствия стало известно, что в Урицкого стрелял некто двадцатилетний Леонид Каннегисер, принадлежавший к партии эсеров. На допросе он сознался в преступлении, а также из его и показаний свидетелей была составлена картина преступления: будучи раненым, точно в голову, Урицкий скончался на месте. Каннегисер бросился на улицу. Его погубило то, что в состоянии шока он забыл фуражку и даже не спрятал револьвер, но вместо того, чтобы смешаться с толпой, Каннегисер вскочил на велосипед, на котором и прибыл на площадь, и быстро поехал прочь.
Звуки выстрела услышали служащие, находившиеся на первом этаже. Сбежав по лестнице, они увидели лежащего на полу Урицкого. За Каннегисером была организована погоня. Автомобилю запросто было догнать велосипедиста, и Каннегисера арестовали. Причину расправы эсер объяснил мщением за смерть его друга, офицера, расстрелянного ПетроЧК по делу о контрреволюционном заговоре.
Но всё это было выяснено к самому началу сентября, а пока что Дзержинский, сидя в кабинете Зиновьева, (сам же Григорий Евсеич нервозно мельтешил вокруг стола) пытался связаться с Москвой.
- А вдруг покушения повторятся? – обеспокоено спросил собственник кабинета, остановившись.
- Кому вы нужны, – бросил Феликс, продолжая упорно дожидаться ответа, с силой сжимая телефонную трубку.
- Мало ли что... И вообще: почему, если я спрашиваю, так речь, значит, идёт обо мне? – возмутился Зиновьев, но более ни о чём спрашивал и не стал мешать Дзержинскому.
Наконец, связь наладилась, и из телефона раздался тихий голос: «Свердлов слушает».
- Это Дзержинский, – выдержано ответил чекист. Он ожидал услышать другой голос: Ильича. Однако Свердлов, не заподозрив никакого недовольства, заботливо откликнулся.
- А, Феликс, ты уже прибыл в Питер…
- Можешь просить к телефону Владимира Ильича? – оборвал его Дзержинский. Зиновьев, который стоял рядом, трусливо наблюдал, насколько мрачнее и озабоченней становится выражение лица «Железного Феликса».
- Его, к сожалению, нет в Кремле, – послышалось в трубке.
- Как нет? – переспросил Феликс, нахмурившись. – Я настаивал тебе обеспечить дополнительные меры безопасности! Ленину в свете последних событий категорически воспрещается покидать Кремль.
- Он уехал на митинг.
- Ты с ума сошёл?! – гневно воскликнул Дзержинский. – Все митинги должны быть отменены!
- Феликс, послушай: и я, и Крупская, и Ульянова – мы все настаивали на том, чтобы Владимир Ильич остался в Кремле. Всеми силами удерживали, он знаешь что ответил?..
- Мне всё равно, что ответил вам Ленин, – негодовал чекист. – Он следовал идеологическим принципам, а твоё дело было удержать его любой ценой.
- Не беспокойся, на митинге все рабочие, он – не один, Ильичу ничего не грозит, – успокоил Свердлов. – Занимайся своей работой.
В телефоне послышались гудки. Феликс, бледный как смерть, казалось, видел то, что не подвластно увидеть никому – настолько чудовищным был его взгляд. В то мгновением Зиновьев больше всего желал провалиться сквозь землю, чтобы, когда очнётся Дзержинский, он не испепелял его глазами. Чекист упорно смотрел в телефон, будто гипнотизируя предмет, затем молча встал – Зиновьев тут же засуетился.
- Что-то случилось?
- Нужно следить за звонками, – туманно бросил «Железный Феликс». – Пока что ничего.
- Тогда, не понимаю, отчего так переживать?
Дзержинский вздрогнул: он вдруг осознал, что не понимает, какого чёрта уже пять минут стоит, как памятник, посреди чужого кабинета, а хозяин помещения юлит вокруг него, пытаясь что-то выяснить. С трудом оторвав взгляд от созерцания дверной ручки, чекист перевёл его на Зиновьева.