Самым эффективным и самым сложным способом предотвращения противостояния является объединение сил правого и левого секторов. Как только это произойдёт, вся оппозиция – все, кто высказывает претензии ныне существующей власти независимо от воззрений и убеждений будет направлять свои силы и средства в одном направлении, а именно в вектор государственного переворота. Всё это должно происходить в короткое время: 2-3 месяца, иначе правящая верхушка разгонит и подавит восстание.
Итак, объединение оппозиции – это не абсолютный ключ к победе революции. Правительство непременно введёт свои войска, как только противостояние возрастёт до угрожающего уровня. Именно для этого оппозиции необходимо захватить под свой контроль основные пункты связи, а также источники подачи электросигналов, распространяющихся на территорию всей страны.
Государство должно оказаться чёрной дырой на карте мира, вне всякого доступа должны быть отрезаны сигнал ТВ, Интернета, максимально все средства связи и коммуникаций. Необходимо насильно опустить железный занавес. Завербовав армию, оппозиция должна усилить контроль границ РФ, а также направить часть войск на борьбу против верхушки. В ответ правительство объявит всеобщую мобилизацию. Основными пунктами в захвате считаются Кремль и Дом правительства. Взяв под контроль СМИ и армию, оппозиция приобретёт несокрушимое оружие. Только в этом случае, когда власть ослабеет, а СМИ будет в руках протестующих, Вожди могут завершить последний этап, а именно провести Всероссийский референдум, в котором уже официально и легитимно народ выразит импичмент правительству. Это решение будет гораздо выгоднее и быстрее, чем новые выборы...»
-... И хватит с этого! – Старцев откинул газету в сторону, впиваясь любопытным взглядом в лицо заключённой. – Ну, Виктория Павловна, что вы можете сказать по этому поводу?
Арестантка до сей поры внимательно слушала чтение, и когда следователь вновь обратился к ней, деловито скрестив руки на груди и приняв горделивую осанку, ответила:
- Слишком откровенно, но довольно объективно, думаю...
- Думаешь?! – вспылил Старцев, погрозив указательным пальцем. – А не кажется, что автор этой этой статьи, который анонимно решил назвать себя “V”, является тем самым провокатором, о которых было так красноречиво написано?
- Вряд ли, – спокойно парировала Дементьева, равнодушно пожимая плечами, – это статья, скорее, констатация факта, оригинальное исследование, если хотите, нежели желание спровоцировать кого бы то ни было на реакцию. В ней приводятся статистические данные и исторические аргументы.
- Отнюдь, – холодно возражал следователь, вновь взяв газету в руки и размахивая ей перед носом. – Это- явная провокация. Сама что ни на есть настоящая! И это издание подлежит закрытию, как позиционирование экстремистских материалов.
- А что – большой тираж? – словно между прочим спросила девушка, любопытно склоняя голову.
- А какое вам дело? – ощетинился Старцев. – Вы имеете какое-то отношение к этой статье?
- И как?! Я здесь больше трёх недель, а статья была опубликована... как вы сказали? Четвёртого июля. Я просто интересуюсь успехами единомышленника. Этот “V”, похоже, берёт пример с главного героя романа Алана Мура. Ох, берегись, буржуй, дело может кончится не только статьёй!Например, вы знаете некого следователя по фамилии Нефёдов? Он работает в центральном СИЗО...
- Знаю, – прошипел следователь, параллельно разрывая газету на куски. – Глеб Иванович перед тем, как его перевели по месту службы, работал здесь. К чему вопросы о нём?
- Ему, как и вам полгода назад было поручено федеральное дело по американскому шпиону Орлову Николаю Тимофеевичу.
- Я помню это дело. Контакты с США запрещены, а Орлов несколько раз пересекал границу. Тогда в розыск, если мне не изменяет память, объявили его сына. Последний был задержан весной. Так зачем? Это угроза?
- В курсе, что в мае Нефёдов подвергся нападению? – Виктория сощурила глаза, стараясь вселить страх в Старцева как можно глубже. – Так вот, за меня может последовать месть, если поступите со мной также, как с Орловым – без суда и следствия.
- Я, кроме того, что охотник до чинов, ещё охотник до правды. Всё же нас что-то ещё связывает...
- Не стойте воздушные замки, – покачала головой заключённая, – ибо можете разочароваться так же глубоко.
- Мне жаль, но когда прямые доказательства вашего причастия к митингу на Болотной, а также того, что вы являетесь автором “теории революции в одной стране” будут найдены – вас ликвидируют. И вряд ли это докажут позже, чем Дмитрий Анатольевич объявит амнистию. Только запомни: социализм невозможен в нашей стране!
Дементьева вздрогнула от последних слов, которые были с казаны с такой железной уверенностью, но в лице оставалась безразлична.
- В таком случае лично вас приглашаю на мою казнь, – процедила она сквозь зубы. – Корона, надеюсь, не жмёт?
Уже поздно вечером 7 июля в камеру Виктории буквально буквально ворвался Старцев. Он застал девушку, лежащую на нарах лицом к стене. У неё дрожали плечи, которые та обхватывала руками. Следователь был обескуражен тем, что девушка никак не отреагировала на столь странный визит, ибо он догадывался её реакции. Он дотронулся до её плеча и потряс.
- Вставай, Вика, быстрее...
- Я не верю, – тихо раздалось в ответ.
- Во что ты не веришь? – Андрей разозлился, окончательно потеряв терпение, взял Викторию обеими руками и повернул девушку к себе лицом. По бледным щекам её струились слёзы, а взгляд был полон тревоги и отчаяния. Она никогда не позволяла себе плакать в чьём-то присутствии, однако вид её был подавленным – Виктория готовилась к смерти. Все её мысли, как ни странно, были о другом, о том, что было выше жизни и смерти в её понимании.
- Я не верю, – всхлипывая повторила она, – что социализм невозможен в нашей стране.
- Вставай, подписан орден на твою амнистию!
Слёзы, не переставая, текли по лицу девушки, затем по шее, попадая на воротник. Виктория не могла успокоиться и не понимала, о чём говорил Старцев. Он стал трясти её сильнее, обнял, стараясь успокоить, сдержанно повторяя:
- Да амнистия же...
Он взял её лицо руками, вытирая слёзы с её щек, и посмотрел в глаза Виктории. Казалось, что на мгновение в её взгляде что-то прояснилось, промелькнуло, она улыбнулась, всё ещё неверующе качая головой.
- Теперь я свободна? – прошептала она, с силой сжав запястья Андрея до белых следов. – Правда?
- Да-да, – снова повторил следователь, поднимая Викторию на ноги. – Можешь идти, прямо сейчас можешь! Не дожидаясь утра.
- Спасибо, – с дрожью в голосе проговорила девушка, лихорадочно собирая вещи: очки и медальон. – Я правда очень благодарна...
- Это не от меня зависело, – вкрадчиво сказал Старцев. Он вновь приобнял Викторию за плечи, отвлекая её от мелких сборов. Андрею было так жаль её, и он был так счастлив держать за руки, обнимать и видеть эти большие бирюзовые глаза. – Прости меня... – тихо проговорил он, приближаясь к ней, дабы коснуться её дрожащих, солёных губ, однако девушка отстранилась и опустила голову.
- Не стоит, – прошептала она. – Ты тем свою вину искупил.
- Ты кого-то другого любишь?.. Мы же ещё увидимся?! – спросил Старцев, обернувшись. Он оставался в камере, покуда Виктория уже вышла за дверной проём в коридор. Она лучезарно улыбнулась ему, сияя счастьем всем видом.
- Люблю. Ты прекрасно об этом знаешь... Я буду рада, правда, – и на подлесок перед тем, как скрыться “во мрачных катакомбах Лубянки” она воодушевлённо бросила, – Пролетарии всех стран соединяйтесь!
Оставшись наедине с собой, на краю кровати Старцев увидел белеющий кусочек тетрадного листа. Сердце его сжалось, когда на бумаге он узнал её почерк. Он вернулся в свой кабинет, ибо настроения идти домой у него не было. На листочке было написано тем самым карандашом, который был выдан Виктории месяц назад.
“Простите. Не меня!
Ту девушке в бардовом.