- Кстати, я хочу тебе напомнить: ровно через месяц у нас торжественное мероприятие! Ты как, возьмёшь меня в Новороссийск? Я, между прочим, почти наизусть знаю хронологию всех событий и биографию исторических личностей.
Девушка кивнула. Она не могла забыть разговор о табличке. Ведь ради этого было всё затеяно. И если оружие будет спрятано там, под землей, то во всей научной сфере произойдёт самая настоящая революция. Ради этого, наверное, стоило жить. На следующий социалистку навестят товарищи, и теперь, когда всё кончено, стоило подождать всего лишь четыре недели ради того, чтобы, наконец, достигнуть своей цели.
Март 1919 г. РСФСР. Кремль. Квартира Сталина.
Вечер этого дня выдался на редкость приятным, ибо в доме всё говорило о приготовлении к торжеству: на граммофоне играла пластинка с песней “Очи чёрные” в залихватском исполнении Шаляпина, а стол, поставленный специально ближе к центру гостиной, был накрыт разнообразной едой. Хозяевами этой квартиры была обеспечена предпраздничная атмосфера, и всё было готово для встречи гостей.
Коба не хотел устраивать публичную вечеринку, а провести день в тихой, спокойной обстановке вместе с Надеждой, однако она смогла его убедить организовать в доме приём по случаю праздника, чтобы не обидеть товарищей. И Коба согласился. За это время он стал куда податлив и даже в чём-то уступал, на удивление самому себе. Однако какие здесь могли быть торжества? Буквально на днях были похороны Якова Свердлова, тут же закончился VIII съезд партии. Коба был очень утомлён этим. Однако были и положительные изменения в его жизни: его избрали в Политбюро и карьерная лестница начала свой взлёт.
Самое главное: его очень ценит Ленин. Уже с давних пор Коба не помнил, когда был таким же счастливым, как теперь? Его прижизненные мрачность, вспыльчивость и отчуждение ушли на второй план, уступая место спокойствию и флегматичности. И как же Коба был рад, что Вождь, несмотря на свою занятость, нанёс визит в его дом, пускай и последним.
- Благодарю вас, что пришли, – пожал руку Ильича Коба и пригласил в зал. – Прошу, проходите.
- Нет-нет, батенька, я на минутку, вас поздравить, – возразил Ленин. отмахиваясь. – У меня ещё осталась кое-какая работа, и нужно безотлагательно её разрешить.
- Ну, Владимир Ильич, не обижайте! – воскликнул Коба со всей своей национальной обаятельностью. – Хотя бы до первого тоста-то останьтесь.
- От моей Нади мне достанется. Ох, ну хорошо! – махнул рукой Ильич и прошёл в зал. – Здравствуйте, доброй ночи, товарищи!..
Гостинная была наполнена гостями, которые, само собой, были непосредственными коллегами Кобы. Каменев и Зиновьев, оставив супруг, о чём-то переговаривались, Бухарин и Луначарский хвалили обстановку, рассказывая Наденьке о французском декорировании залов; на банкете присутствовали даже Дзержинский, Ворошилов, Молотов и молодой ставленник Кобы – Сергей Киров. Он любопытно озирался по сторонам своими большими, небесно-голубыми глазами и совсем засмущался, когда товарищи попросили ему что-нибудь сыграть на рояли для разрядки.
- Я же вам не барышня, товарищи! – оправдывался Киров, однако Климент Ворошилов, применив насильственные методы, подтолкнул Сергея к фортепиано. – Я же кроме Вертинского больше ничего не умею, помилуйте!
- Играйте Вертинского, батенька, – махнул Ильич. – Просим.
- Так он ведь... – вновь смутился Киров, опустив глаза. – “Кокаинетку” знаю-то.
- Ничего-ничего. Играйте уже, наконец!
И, должно признать, импровизированный перфоманс Кирова вышел на аплодисменты и даже на подпевание голосами Зиновьева и Луначарского. Кобе важно было поддерживать в доме живую обстановку, а потому сам одобрил живую музыку тихим и скрипучим грампластинкам.
- Выпьем, наконец, товарищи! – воскликнул Ворошилов из дальнего угла зала. Его предложение поддержали голоса гостей. – За здоровье молодых!
- Давайте я, – вызвался Каменев, перенимая бутылку с шампанским и направляя её в потолок.
- Не выбей люстру, Лёва, – весело предупредил его Зиновьев.
- Обижаешь! – протянул Каменев, и с помощью ловкого движения руки пробка лихо вылетела из горла со звуком глухого выстрела.
Раздались одобрительные посвистывания и восклицания большевиков. Надя, которая стояла ближе всех, вскрикнула, испугавшись оглушительного звуках, а затем звонко рассмеялась.
- Ну-с, за Надежду и Иосифа! – поднял первый тост Лев Борисович, поднимая бокал. – Зная тебя, Сосо, вот уже несколько лет и работая с тобой бок о бок сначала в редакции “Правды”, теперь на правительственных постах, я могу сказать о тебе только с положительной стороны. Товарищи, мой друг проявил себя как талантливый организатор в Царицыне, на передовой Гражданской войны, и даже ещё раньше – он всегда выступал миротворцем на съездах при Временном правительстве. В статьях его совсем иногда были ошибки, (раздался смех) однако статьи эти читала вся Россия и будет читать, я уверен в этом! Счастья вам, светлых и весенних дней, ну и маленьких сорванцов побольше! В общем, за вас, друзья мои!
- Ура-а-а! – подхватили остальные, и под гул общих чоканий быстро осушили емкости.
- Спасибо, дорогой, – кивнул Коба, по-дружески приобняв Каменева. – Спасибо. Лестно.
- Давайте следующий тост, – снова взял на себя инициативу Ворошилов, наполняя свой бокал. – И я поведаю вам о жарких днях в Царицыне...
Шум веселья и празднества очень чётко доносился до квартиры Троцкого. Лев Давидович мог даже различить отдельные слова и определить, кому они принадлежат. Наркомвоенмор был единственным человеком, кто не был приглашён на свадьбу, и оттого ещё, что было задето самолюбие председателя ВРК, Троцкий злился ещё больше.
- Уже три часа ночи, – жалобно произнесла Наталья Седова, отчаянно прижимая голову к подушке, чтобы только не слышать гомон полупьяного, как ей казалось, бедлама. Жена Троцкого была интеллигентка высших манер, заведующая музейным отделом наркомата просвещения, и в это утро ей необходимо было вставать на работу. – Сколько можно кутить?
- Это же Сталин, – угрюмо проворчал Троцкий, который сидел в другой стороне комнаты за письменным столом. – Ему же надо выпятить себя на весь Кремль.
Из-за стены раздался истеричный хохот Зиновьева, недовольные выкрики Луначарского и звуки разбитого стекла.
- Даже их пригласили, – бубнил наркомвоенмор. Нет, он был слишком горд, и даже, если бы Коба всё-таки известил его о свадьбе, тот всё равно бы не пришёл. Однако так как никакого оповещения не было, Троцкий себя подсознательно терзал.
- Господи, Лейба, пойди и попроси прекратить всё это! – не выдержала Седова. – Это невозможно больше терпеть!
- Думаешь, Коба меня послушает? – спросил Троцкий у жены, обернувшись. – Он же австралопитек! Как бы меня ещё за это не прибил чем-нибудь...
- Хватит петушиться! – разгневалась Наталья Ивановна. – Ты – второй человек в государстве, в конце концов! На передовой, значит, герой, а сейчас ты не можешь разобраться с кучкой поддатых наркомов?
- Я теперь не авторитет для них, Ната! – начал терять терпение Лев, повышая голос. – Сама знаешь, как они крыли меня на съезде, а теперь я заявлюсь к самому наглому из них и потребую прекратить? И чем это всё обернётся тебя не волнует, естественно! Куда там: сидишь себе под крылом Луначарского и горя не знаешь, покуда у меня идёт острополитическая борьба!..
- Я тебя выгоню вон, если ты не пойдёшь туда немедленно! – с угрозой прошипела Седова и Льву Давидовичу ничего не оставалось делать.
Троцкий простоял под дверью Кобы около минуты и, собравшись с духом, постучал. Музыка и песни акапелло заглушили стук и, конечно, никто его не услышал. Сдаваться было нельзя, отступать некуда. Троцкий стал стучать более настойчиво и даже хотел крикнуть о том, чтобы ему немедленно открыли, но его опередил хозяин квартиры.
Отперев двери, Коба вопросительно уставился на Троцкого, пока тот, гневно дыша, придумывал, как бы тактичнее поведать о своей проблеме.