Миша прикусил язык. Возможно, сейчас он допустил самую огромную ошибку в своей жизни. А вдруг это шпионка демократов? Вдруг она давно наблюдает за ним, а теперь ждала нужного момента? Ведь воров, особенно девушек, сложно в этом заподозрить – превосходная конспирация. Но чёрт, она была такой сильной и экстравагантной, что Орлов бы не сегодня-завтра раскололся. А так был под давлением: если выживет, будет чем оправдаться.
Но случилось обратное. Девушка охнула, изменилась в лице, и… отпустила Михаила.
- Орлов? – шёпотом проговорила она. – Тот самый? Ты же в Московской тюрьме…
- Да-да, тот самый, – Миша кивнул, стараясь не делать резких движений. Криминальная популярность, наконец, пришлась ему на пользу. – Знаешь, новостям сейчас верить – последняя вещь.
- Не врёшь? – сурово спросила воровка, подозрительно смотря на Орлова сквозь растрёпанную чёлку. – С чего тебе верить? Чем докажешь?
- Поверь на слово, – огрызнулся парень. Когда шатенка перестала давить на него, он вспомнил, что во всей этой канители упустил следователя, который за это время успел скрыться в неизвестном направлении. – Короче, я пошёл! Ты, блин, меня избила, а этот… Нефёдов… сбежал!
- Разбежался, – шатенка стиснула его запястье и повлекла через поле по уличным подворотням.
Пройдя несколько кварталов, она толкнула Мишу к стене, огороженную воротами и многочисленными постройками восемнадцатого века, вынула из кармана джинс старомодный мобильный телефон-раскладушку и прижала к уху.
- Гарик, это я. Да. Содом, мать его, и Гоморра, доволен? Значит так, хватаешь у Борика “Коммерсантъ”, не помню за февраль или март... Бери короче обе и катишься сюда! – воровка метнула острый взгляд на номер дома, у ворот которых стоял Миша. – Аптекарский переулок, “четыре”. Жёлтый такой дом, четырёхэтажный. Не заблудишься, быстрее давай.
Миша тем временем в мыслях лихорадочно перебирал все пути побега. Он повернул голову налево: за рядом припаркованных машин виднелись расписные купала неизвестного храма. Можно было бы перескочить через автомобили, а если не получится... Нет, такой риск не оправдает ожиданий.
Можно было бы бежать прямо по переулку, да только у воров реакция мгновенная: если мчатся напрямик, то обязательно догонит.
Податься направо означало вернуться к Марсовому полю, вот только не будет ли там поджидать его ещё какой-нибудь деятель криминала? Звонила она явно своему пособнику, значит, работает не одна. “Да у них там целый притон! – подумал Миша. – Чёрт, их же можно накрыть... Э, куда-там, я сам криминал, с дуру ляпнул про фамилию. Странно она ведёт, закипишовалась. А вдруг они будут меня пытать? Нет, зачем им это, отняла бы деньги и скрылась снова в кустах. Здесь явно что-то глобальнее...”
- А теперь давай-ка побалакаем, – воровка сложила телефон, тряхнула волосами и приблизилась к юноше, загородив левой рукой ему проход. – Скажи-ка, “якобы Миша”, если ты не в Москве, не в Кутузке, почему здесь? Перевели в “Кресты”? У тебя есть организация, которая заменила твою тушу на двойника, не так ли? И, открой секретик, где располагается твой штаб? Он же явно конспиративный, тайный... Я никому не скажу, – улыбнулась она.
Миша был ошеломлён, во-первых: девушка вела себя чересчур развязно, а Стокгольмский синдром пока не охватил Орлова, и во-вторых: он не понимал, что имела в виду воровка: партию Заславского или нечто иное, более радикальное?
- Двойник? Ну, тут я сомневаюсь, – покачал головой Орлов. – Мне говорили, что они нашли просто фигуру для битья и под моим именем засунули в каталажку. Им нужно было как-то загладить скандал...
- Ох, орлик, не договариваеш-ш-шь, – протянула она, сведя брови. – Ты хоть и крупная фигура в революционной среде, но мне это совершенно по фигу. Смекаешь? Можешь не водить носом и не высокомерничать со мной, я себе цену знаю и она не ниже твоей! Подумаешь, выживший сынок де-юро: американского шпиона, де-факто: талантливейшего конспир-оппозиционера. Я знаю: ты толком ничего не сделал, а возится с тобой твоя личная лейб-гвардия на побегушках. Они тебе, дурачку, наговорят очень много страшно увлекательных и красивых вещей, а сами вместо тебя подсунули явного двойника – невиновного человека, а тебе остаётся ходить и удивляться. Странно, что они вообще отпустили тебя гулять одного.
Миша не стал ничего отвечать воровке, подгадал нужный момент её замешательства и резко рванул налево, помчавшись прямо по дороге. И надо же было так оплошать – именно с той стороны приближался сообщник криминалистки, который с одного удара повалил Орлова на землю.
- Ну да, он, – вынес вердикт оглобля-Гарик через пять минут. – Ань, напугала ты его до полусмерти, бежал как оглашенный. Ты его убила наповал своими габаритами?
- Сойдёт и такой, что с ним церемонится? – холодно ответила Анна, с интересом разглядывая лежащего на дороге юношу, теперь уже с другой стороны. – Ну, вставай, давай!
Она подала Михаилу свою миниатюрную ручку. Нет, Орлов не ошибся, Анна была на редкость симпатичной девушкой. Даже очень красивой. Да что там, таких притягательных черт лица он в своей жизни не видел, если только на рекламных баннерах, а тут настоящая красотка. Даже при том, что Анна курила и довольно часто в своей речи применяла нецензурную лексику, Михаилу она нравилась ещё больше – всё этой стервочке безумно шло.
Вот и сейчас, она достала из кармана тонкую сигарету, одним щёлчком привела механизм зажигалки в действие, поднесла пламя огня к светлому её концу и закурила. Завораживающе было смотреть, как сигарета тлела в её пухлых губах бантиком, как пространство обволакивалось серой дымкой.
- Ну-с, Орлов, – томно произнесла она, метнув от себя пепел. – Пойдёшь с нами. Гарик познакомит со всеми нашими. Говорю сразу: мы люди прямые, манерами не владеем, но не злые – поставим тебя на правильный путь, не то что эти твои левые. Сегодня же вечером и начнём. Как у нас с этим, Гар? – Анна повернула голову к товарищу и произнесла странную фразу. – Готовы патроны?
Оглобля кивнул ей. Анна растянулась в обворожительной улыбке и по-кошачьи потянулась.
- Просто чудесно, мой друг, ты, наш герой, явился к нам в самое, как говорят коммерсанты, актуальное время, – с этими словами она бросила от себя сигарету, которая быстро затлела на глянцевой поверхности мокрого асфальта.
Декабрь. 1917 г. Петроград. Смольный. Кабинет Ленина.
За Каменевым стоял Ад. Менялся он на глазах: на бледном, почти прозрачном лице появлялись красные пятна, вскоре щёки приобрели пурпурный оттенок. Стоило только поражаться, как человек за год мог так сильно измениться, изменить партии и изменить самому себе? А, может быть, это заблуждение? И он совсем не изменился, в корне сохранив свои убеждения. Странный и противоречивый человек – этот интеллигент Каменев. Светский лев, если выражаться современным языком, игнорирующий междоусобицы, человек мягкий и сдержанный теперь был похож на безумца, потерявшего бесценное терпение. Даже Зиновьев невольно вжался в стул.
- Вы, Владимир Ильич, как хотите, но я будучи категорически против расторжения союзнических отношений с меньшевиками и эсерами был прав! И теперь, я заявляю, что Декрет о мире – это полнейший абсурд и позор! И молчать я не буду, вы меня знаете...
- Вам, Лев Борисович, было вынесено предупреждение за ваш проступок в октябре месяце, – процедил Ленин. – Теперь же вы вновь настаиваете на контрреволюции?
- Господи, да о какой контрреволюции идёт речь?! – заступился за покрасневшего зятя Троцкий. – Это – позор! Приграничный конфликт, таки мама дорогая! Отдавать Украину, Белоруссию, товарищ Ленин, да вы, извиняюсь, в своём уме?
- Извиняю за личности, а вот Декрет о мире вы подпишите, товарищ Троцкий! – нажал на Льва Ленин. – Где это видано, что за два дня до первых переговоров устраивать диспуты – вот истинное сумасшествие! Вы, как наркоминдел, должны понимать, в какой ситуации сейчас Россия находится. Нам этот мир нужен как рабу Сахары глоток воды!
- Аргументируйте, если на то пошло.
- Аргументирую: Краснов, Деникин начинают наступление. На Востоке недовольства. Гражданская война, батенька, правые эсеры, меньшевики, союз семнадцатого октября, кадеты...