Сосед по квартире бесился. Ему явно не нравилось натыкаться на них, куда бы он не зашел. А Эля показывала ему язык из-за спины Корфа. Ребячество, но ей все равно нравилось.
Она не знала, сколько еще это продлится. В глубине души она понимала, что когда-нибудь придется рассказать Корфу, что она вовсе не выпускница. И это произойдет, но… нескоро. Ей было хорошо с ним, не хотелось это терять.
Наверно, она скажет, когда отношения станут серьезными. Хотя, куда серьезней?
*
Прошло почти два месяца, но Эля держалась. Она убеждалась, что Корф – идеальный мужчина. Он подходил ей во всем. С ним было интересно, уютно, так, как никогда не было ни с кем до него. Странное чувство: будто она пробка, которая вот-вот вылетит из бутылки шампанского. Вылетит и никогда не упадет обратно.
Она и так витала в облаках. Пропускала мимо ушей все, что происходило вокруг: учебу, звонки родителей, сообщения старых подруг. К ней несколько раз приходил предатель Саша, но дома ее не было. Ей консьерж рассказал. Каждый раз изменщик приносил букет красных роз. Раньше Эле они нравились. Раньше. Теперь они казались ей слишком ненастоящими. Она полюбила фиалки. Как-то раз Корф, трогательно смущаясь, подарил ей огромный горшок, полный маленьких нежно-сиреневых цветочков. А потом схватил фотоаппарат и стал фотографировать.
Он вообще много фотографировал. Дома, облака, случайных прохожих. Элю, очень часто. Корф говорил, что у нее идеальный для фотографа типаж, а Эля смеялась. К ней часто приставали с визитками в магазинах, но когда это говорил он, она верила.
Мы довели еще одного преподавателя.
Мы? Не скромничай, пиши сразу – я.
Эля рассмеялась, не выдержав. Можно было смеяться смело: в кабинете все равно стоял такой шум, что оставалось удивляться, как на них еще не накинулись блюстители порядка. Накинулись бы, не будь это шестая пара. Всем уже давно хотелось домой. Или хотя бы на улицу. Там ясно светило апрельское солнце, цвели деревья, а в воздухе пахло весной.
От них действительно ушел преподаватель. Точнее, преподавательница. Устроила истерику, разрыдалась. Маша сказала, что ее отправили в принудительный отпуск. Нервная работа у преподавателей, даже если они преподают историю. Эту пару отчего-то пропустили, но на следующую обещали прислать замену.
Забавно, кажется, вся академия этим заразилась.
Вам тоже препода поменяли?
Типа того. Перетасовывают группы, как хотят.
На электронную почту, общую для всей группы, прислали новое расписание, но Эля даже не стала его открывать. Все равно не запомнит. Да и зачем, если Маша все равно пришлет напоминание? Несмотря на то, что она все больше походила на адекватного человека с Элиной помощью, она еще впадала в состояние типичной ботанички: нудела про экзамены, боялась пересдач, делала все-все домашние задания.
*
Вчера вечером они гуляли. Со стороны выглядели как два влюбленных идиота: держались за ручки, постоянно останавливались, чтобы поцеловаться. Говорили о чем-то легкомысленном, как обычно. Взяли на вынос кофе с булочками, одну уронили. Тут же налетели воробьи, и Корф захотел их сфотографировать. И фонари, и лавочку. А потом Элю. А она смотрела на него и не понимала, как столько всего разного уживается в одном человеке.
Она почти сказала, что влюбилась. Почти. Остановилась. Сама не знала почему. Может быть, из-за стольких секретов. А может быть, не верила, что все это реально.
Корф сразу заметил, что она странно себя ведет. Предложил померить температуру или давление. И снова Эля не поняла – это он так шутит или серьезно. Она уже перестала доводить его, а вот он, кажется, только входил во вкус. За это она его наказывала, даже приобрела наручники. Чулки стали рваться, а они нынче стоили дорого. Не покупать же каждый раз новую пару.
Корф не оставался в долгу. Он вообще не был натурой мстительной, нет. Зато имел хорошую память, и тогда связанной оказывалась Эля, а он доводил ее до исступления прикосновениями, заставляя умолять.
Она не хотела, чтобы их ночи кончались, но потом всегда наступало утро. Корф вставал в семь, Эля – в полседьмого. Корф совсем не мог готовить, в его руках даже омлет превращался в биоресурс, несовместимый с человеческой жизнью. Сосед уже не бесился, он был в тихом бешенстве. Эля ведь с ним не делилась французскими тостами и яйцами Бенедикт.
Маша уже не спрашивала, где Эля была в этот раз. Привыкла, что ответа все равно не дождется. А Эля привезла в квартиру Корфа несколько рубашек. Ей не нравились расспросы. И грязная одежда.
В метро пришло сообщение от Маши: говорила, что сегодня замена по истории. Надо быть обязательно. Она же не хочет произвести плохое впечатление? Эле, честно говоря, было плевать. Она все равно собиралась списывать на экзамене. Или потом досдать. Или подключить папу и решить проблему под мирный хруст свежих купюр.
На пару Эля опоздала, но криминала не случилось. Их новый преподаватель и сам опаздывал. Маша сидела как на иголках. Перечитывала конспект, но постоянно проверяла телефон. В ответ на вопрос Эли грустно сказала, что тот однокурсник перестал ей писать. А сама она писать боялась. Девушка же. Эля только закатила глаза.
Он вошел в кабинет широким шагом. Дышал немного неровно, будто бежал по ступенькам. На ходу снимал куртку и извинялся за опоздание. Смотрел сурово, но Эля видела, что он волнуется. Он точно так же тер пальцы на том первом свидании. Таком далеком сейчас.
Кажется, сердце пропустило удар. Вырвала у Маши телефон, открыла приложение с расписанием. Маленькие буквы под названием предмета: «преп. П. А. Корф». Преподаватель. Не аспирант.
Пока Маша удивленно спрашивала, что с ней, Элю душила паника. Кажется, впервые в жизни. Бросало одновременно и в жар, и в холод. Ладони еще не потели, но пальцы дрожали. Впервые в жизни пожалела, что у нее рыжие волосы. И помада темно-красная. И ведь стойкая, зараза, просто так не смоешь. А все из-за него, из-за Корфа… Каждый поцелуй превращал его в клоуна, пришлось искать такую, что не размажется.
Корф говорил ей, что носил в академии очки и челку зачесывал. Говорил, так солидней. Действительно солидней. Эля смотрела, как он берет журнал со стола, листает страницы, и не узнавала его. Холодный, незнакомый. Другой.
Может быть, это все шутка?
Он начал перекличку. Эля сидела ни жива ни мертва. Она всегда занимала место на задних партах. Там можно было прятаться за спины одногруппников и спать. Или думать о приятном. Или подсматривать в Машин конспект.
Дошел до ее фамилии. Нахмурился, как все при виде двойного «Иванова-Холодная». Эля слабым голосом обозначила свое присутствие. Он вздрогнул, обвел кабинет растерянным взглядом, но она успела пригнуться. Пожал плечами, продолжил перекличку.
Минуты не шли, ползли как улитки. Эля хотела зажмуриться и проснуться, даже щипала себя за руку. Не помогало. Хотела выбежать из кабинета, но боялась. И в окно не вылезти – пятый этаж.