— Да!.. да!..
Лицо комиссара становится серьезным... После некоторого молчания.
— Ваше местожительство?
— Какое же у меня может быть местожительство? — отвечает с отчаянием в голосе Жан Оборванец.
— У вас нет местожительства?
— Увы! нет...
— У вас нет местожительства?.. Да вы смеетесь, милейший мой?
— Я вас уверяю, что нет...
— Но вы обязаны иметь местожительство... обязаны по закону...
— А по бедности... я лишен этой возможности... У меня нет никакой работы... нет никакого заработка. А когда я протягиваю руку за подаянием, мне дают иностранные су... К тому же... я уже стар и болен... у меня грыжа...
— Грыжа... грыжа!.. Все это хорошо... Но не в этом дело... Грыжа-то у вас есть, но у вас нет местожительства... Вы бродяга... и вас, очень просто, приходится привлечь к ответственности за бродяжничество... Герой... это так... вы действительно герой... Но вы и бродяга в тоже время... Для героев никаких особенных законов у нас нет... а против бродяг есть... И я вынужден применить закон... Я в большом затруднении... Мне это очень неприятно... потому что вы отлично поступили... Но что прикажете делать?.. Закон остается законом и должен иметь свою силу... Ах, проклятый старикашка!.. Выдумал тоже!..
Подбрасывая в руке бумажник, он продолжал:
— Да вот этот самый бумажник?.. Согласен... На вашем месте и в вашем положении немного нашлось бы таких, которые принесли бы его сюда... Допускаю... Я, конечно, не хочу этим сказать, что вы глупо поступили, доставив нам бумажник... Нет, наоборот... Ваш поступок заслуживает всякой похвалы... он достоин награды... И вы эту награду во всяком случае, я думаю, не меньше пяти франков — наверно получите, если только нам удастся найти собственника этого бумажника и десяти тысяч франков... Да, но отсюда еще не следует, что вам можно на этом основании обойтись без местожительства... а в этом вся суть, Жан Оборванец... Поймите вы меня... В нашем своде законов нет такой статьи, которая вас обязывала бы находить на улицах бумажники с банковыми билетами... Но, с другой стороны, имеется закон, который предписывает вам иметь местожительство... Ах, уверяю вас, уж лучше было бы вам найти себе местожительство, чем этот бумажник...
— Значит?.. — спросил Жан Оборванец
— Значит, — ответил комиссар... — вам уж придется сегодня переночевать в участке... а завтра я вас отправлю в тюрьму...
Он позвонил и сделал жест вошедшим полицейским... и те увели Жана Оборванца...
— Вот те и на!.. — вздыхал бедняга... — Право, не везет мне сегодня... И скажите на милость, что это за проклятые буржуа... не могут хорошенько припрятать своих бумажников?.. Одна досада!..
Наконец говорит пятый:
Вы меня извините, что мой рассказ выйдет не таким веселым... Тут изображали комическую нищету... а я вам покажу трагическую... Она также печальна... хотя и не вызывает смеха...
И он начал.
Однажды утром ко мне позвонил какой-то господин лет пятидесяти с болезненным, истощенным видом и очень бедно одетый. Его резкие движения и бессвязная речь напугали мою прислугу, которая не могла понять его объяснений. Он выразил желание меня видеть... Прислуга не чувствует склонности к таинственности, не любит бедняков и боится страдальческих или суровых лиц... Она ему сказала, что меня нет дома... что я вернусь только очень поздно... и что я, может быть... даже наверно... совсем не вернусь... В первый момент это его, повидимому, расстроило, но он не настаивал и ушел, не сказав ни одного слова...
Через полчаса он снова позвонил... Выражение его лица изменилось... стало более спокойным, почти веселым... Он улыбнулся прислуге очень милой, добродушной улыбкой... и очень вежливым тоном сказал:
— Передайте ему эти четыре листа, которые я только-что написал внизу, у консьержа... Передайте сейчас же, как вернется... Не забудьте... это очень важно...
Затем тихо, почти таинственно прибавил:
— Дело идет о счастье человечества. Вы видите, как это неотложно... Но тсс!.. Не говорите об этом кухарке... Кухарки смеются над счастьем человечества...
Он передал прислуге четыре листа бумаги, исписанной крупным, разгонистым и неровным почерком, то очень твердым, то дрожащим... и без единой помарки... Местами еще чернила не высохли.
— Тсс!.. — повторил он снова... — Я на вас рассчитываю...
И без всяких других объяснений он быстро сбежал с лестницы.
Гость вынул из кармана своего смокинга маленький сверток бумаги и развернул его.
— Если среди нас имеются люди с тонким вкусом, добродетельные люди и водевилисты, то я их прошу не слушать... Вот это письмо...
И он стал читать: