Тарт встал.
— Дело чистое, как видите, — сказал он после короткой паузы... Ни крови на пальцах, ни мозга на платье... А пропасть скромна... Она никому не расскажет своих тайн... И счастлив... счастлив... я дышу... Уф!..
И, посмотрев на часы, он прибавил:
— Уже поздно... Идите одеваться, потому что хочу сегодня повеселиться... во всю... Да, милый Жорж, сегодня вечером... шампанское рекой... женщины... Эхма!..
— А завтра?.. спросил я.
— Завтра?.. Завтра я уже не увижу больше этого лба... и преспокойно начну лечиться вдыханиями... Немедленно!..
И с милой улыбкой на устах славный Тарт проводил меня до дверей.
XXII
Я вам не стану рассказывать, при каких обстоятельствах мне пришлось выслушать эту странную исповедь, которую я опубликовываю в виду ее большого драматического интереса. Я не доносчик и из принципа — которым всегда горжусь — предоставляю самому правосудию отыскивать преступников, судить и наказывать их, так как совсем не желаю быть его пособником... даже напротив... Пусть разбирается с Ивом Лагоаннек, как с Жан-Жюль-Жозефом Лагоффеном... Само собою разумеется, что имена в этой истории я переменил... Впрочем, это излишняя предосторожность, так как человек, который мне рассказал ее, находится теперь, благодаря мне, в полной безопасности...
Вот эта исповедь:
Меня зовут Ивом Лагоаннек. Откуда же мне быть с таким именем, как не из Бретани? Я родился в окрестностях Ванна, в самом бретонском из всей Бретани Морбигане — гигане! гигане! Мои родители были мелкие земледельцы, очень бедные, очень набожные и очень грязные. И пьяницы к тому же, разумеется. В базарные дни их подбирали на дорогах, Бог весть в каком виде. И очень часто они целые ночи валялись по грязным рвам. По местному обычаю я рос в хлеву, вместе со свиньями и коровами, как Иисус. В такой неопрятной обстановке я сам был всегда весь в грязи, и отец, приходивший по утрам будить нас, меня и скот, не мог в течение нескольких минут отличить меня от навоза. Меня воспитали во всевозможных суевериях. Я знал по именам всех чертей на ландах и русалок в прудах и на берегу. Отче Наш и Богородица Дево радуйся, несколько гимнов в честь Святой Анны и чудесная история св. Тюжана, вот и все, что я знал. Я почитал также преподобного отца Монуара, который простым прикосновением руки к языку иностранцев сообщал им дар бретонской речи. Это изображено на замечательной фреске, которую всякий может видеть в соборе в Кемпер-Корантэне... Я не без гордости могу заявить, что я был одним из самых образованных и самых ученых мальчиков в нашей местности.
До пятнадцати лет я пас на лайдах маленькую бурую лошадь, лошадь-привидение, у которого от жестких утесников выросли на морде длинные седые усы. И три овцы, черные, как демоны, с красными глазами и длинными козлиными бородками прыгали и блеяли подле меня. Позволительно спросить, чем они питались... Воздухом, конечно... и милостью Божьей, вероятно, потому что травы порядочной на ландах не было, смею вас уверить.