Я видел как старичок подошел к нему, как он его взял за шею, и толкнул с крыльца так, что тот упал на первых же ступенях.
Командир роты был известный на все Соловки своими зверствами Основа. На Поповом острове были устроены особые карцера, построенные из досок и никогда не отапливаемые. Чтобы арестованному в них было еще холоднее, там открывали окно, а чтобы довести наказание до предела, его раздевали догола. Повел же старичка Основа сам, чтобы приведя в карцер, его еще избить.
Свободного места, то есть тех 8-ми вершков, которые мне полагались, на нарах не было, и я расположился на ночь на узком, единственном в бараке столе.
Барак спал...
Переплетаясь телами, задыхаясь от духоты и вони, люди лежали на своих 8-ми вершках.
То и дело в бараке раздавались стоны и крик... Бред во сне и наяву...
Измученный трудом, морозом и недоеданием человек получал свой законный отдых.
Вот он «милосердный режим», подумал я.
Не надо злобствовать... Сейчас же ловил я себя на мысли.
Но как же? Ведь я не могу не видеть этой обстановки...
Нужно встать выше этого... Терпеть и искать счастья в любви к людям...
Картины дня переплетались в моей голове с моими намерениями... Трудно было их совместить. Но в эту ночь я твердо решил не сходить с выстраданного мною пути.
Бог меня на него поставил. Он и выведет.
Но я не выдержу...
Тогда нужно идти на компромисс — встать на место Основы и ему подобных... Сделаться мерзавцем и давить людей...
Нет, этого я сделать не могу... Сразу и навсегда решил я.
Тогда сказать и продолжать говорить правду... То есть иначе говоря кончить самоубийством...
Но имею ли я право идти на верную смерть, да к хватит ли у меня сил, чтобы умереть такой медленной и мучительной смертью...
Я подумал. И понял... Исповедывать правду имеет право каждый, и это не самоубийство, а высший подвиг. Жизни мне не жаль, но сил на это у меня не хватит.
Где же выход? Как себя держать, вести, как жить?
Так, как этого хочет Бог... По совести... Подчиняться, страдать и терпеть...
Но ведь это же полумеры... Возможны ли они здесь?.. Не выдержу прорвет меня...
День на Поповом острое начинался рано... Летом в 5, зимой в 6 часов утра звонил колокол... Нехотя, через силу вставали люди... Но отдельные фигуры, большей частью постарше, вскакивали и бежали за кипятком. Пресную воду на Попов остров привозили по железной дороге из Кеми. Кипяток получался один раз в день утром, да и то его обыкновенно не хватало. Заменить его кроме снега было нечем. Днем после мороза, хотелось согреться и чтобы получить кипяток, приходилось на кухне покупать его за продукты или просто за деньги. Умывалки не было. Зимой умывались просто снегом.
На рассвете шла поверка. Выстраивались на нее за полчаса, а то и за час. Командиры, помощники, дежурные, дневальные, взводные, отделенные...
Все это ревело, кричало и ругалось... после поверки читался наряд на работы.
Весь барак был в расходе: пилка дров, укладка дров... Сколка льда, заготовка льда... Наряд на «лесопилку», «на водокачку», на погрузку и разгрузку и т.п.
Снова колокол... И раздетых, голодных, неотдохнувших каторжан строем ведут к комендатуре на разбивку.
Нарядчик вызывает партии, конвой окружает и выводит. Начинается работа.
Открытое море... Мороз градусов 12-ть... Ветер подымает и кружит снег...
На льду кучка арестантов, кругом красноармейский конвой.
Идет заготовка льда для Н-ка лагеря. — Нужно пилой выпилить льдину, ломом отколоть ее и баграми вытащить из воды.
Ноги мокрые, скользят... Руки коченеют, сил не хватает... Льдина срывается и уходит в море...
«Укладка дров». Приходит десятник. «Сложите дрова здесь»... Сложили. Является заведующий хозяйством. «Почему дрова здесь? Переложите их туда». Переложили. Потом заведующий дровами. «Уложите на старое место». и т.д.
Работа по очистке лагеря. — Чекистов нет — можно отдохнуть... Но стоишь — холодно, работаешь — силы уходят, есть хочется, a хлеба нет.
«На водокачке». — «Вот», предлагает заведующий, «на урок... налить пять бочек и конец». Навалились. Налили, позвали заведующего: «Нет, еще только 10 часов, отпустить не могу». Дело имеешь с людьми, у которых нет слова ни в каком масштабе.
Работы делились на внутренние и «за проволокой». На внутренних работах начальство свои же арестованные — чекисты. Хотят выслужиться, — гонят, доносят, и нет никого хуже их. На внешних — красноармейцы конвойного дивизиона.
Бывали работы и ночные. Из Москвы должна была приехать какая-то ревизия, и наше начальство решило провести по Попову острову дорожки, чтобы красивее было. И вот над этими дорожками в течение месяца день и ночь работало около тысячи человек.