Передохнули. И надо было двигаться...
Солнце грело, и на ходу становилось жарко...
Мы сняли с себя все, чтобы идти налегке, и нагрузили этим красноармейцев... Ничего, пускай попарятся и вымотаются.
Мальбродский отдал свою одежду и надел красноармейскую форму.
Тоже хотел сделать и я, но мне она была мала.
Трудно было идти. Сапоги были полны водой... Болото вязкое... Лес лежал... Натыкались на заросли... Но шли бодро... Ощущение свободы двигало вперед... Все казалось хорошо.
Часов у нас не было. Я определял время по солнцу и компасу. Перевалило за 12...
Мы шли не останавливаясь... хотелось сеть... Часа в 2 опять передохнули... И опять пошли... Начали выдыхаться... И вот около 4-х часов, взобравшись на гору, мы увидели линию железной дороги Петроград— Мурманск а на юго-западе город Кемь...
Здесь мы решили отдохнуть и поспать, чтобы потом двигаться всю ночь.
Единственной ценной для меня вещью на Соловках было мое Евангелие. Его я взял с собой. Дня три-четыре спустя после нашего побега, я начал путаться и сбиваться в счете дней и поэтому, не имея бумаги, я решил на Евангелии записывать наши дневки. Обозначал я их какими-нибудь событиями, предметами или происшествиями, которые чем-нибудь выделялись и врезывались в мою память. Потом уже эта запись перешла в короткий дневник.
Этот день у меня записан так:
18-го мая, — Разоружение конвоиров и побег. Дневка с красноармейцами.
И в моей памяти встает картина этого отдыха.
Мы расположились на горе. Все устали, хотелось есть и спать. Сазонов, вопреки моему желанию, все-таки утащил из лагеря кусок сала, величиной с кулак, и несколько кусков сахару. Тут это очень пригодилось и мы закусили.
Опять усадив красноармейцев и «пятого» в кучку, мы разостлали одежду, и с удовольствием заснули, по очереди будя друг друга и передавая винтовку для охраны, и наблюдения за конвоирами.
Что со мной? Где я? — Не мог я понять просыпаясь.
На свободе!.. Вздохнул я... На настоящей, невиданной еще мною свободе... В лесу, который знает только зверя...
А впереди?
Что Бог даст!.. Жизнь, любовь, счастье... Или — смерть.
Два выхода.
Но если и смерть, то не страшно... За миг такой свободы — отдам жизнь!
Солнце еще не зашло, но день кончался... И начиналась белая, северная ночь с ее особым настроением...
Нужно было решать, что делать с красноармейцами.
Я посоветовался со своими, и хотя они были против этого, я твердо решил их выпустить на свободу.
Но надо было сделать все, чтобы они вернулись в лагерь как можно позже.
И я обратился к их совести...
Зная хорошо, как их будут допрашивать, я, говоря с ними, вызывал каждого отдельно.
«Ты понимаешь», говорил я им, «что мне выгоднее было вас расстрелять, чем возиться с вами, таскать за собой и давать вам тот кусочек сала, который нам так нужен, но я этого не делаю, потому что не могу убивать. Тебя же я только прошу об одном. — Вернуться в лагерь как можно позже»...
«Будут допрашивать, скажи, что заблудился, был измотан, всему этому поверят, а ты еще ранен», прибавил я проткнутому. — «Вам дана жизнь — вы исполните мою просьбу».
Красноармейцы плакали... Но по временам, мне все-таки не верили, настолько такой подход был им чужд. Ваську Приблудина решили взять с собой. «Приблудин — приблудился»...
Пошли... Для того, чтобы, по возможности, сбить погоню со следа, мы двинулись не на запад, а на север, вдоль железной дороги.
Было около часу ночи. Прошло достаточно времени, чтобы убедить красноармейцев, что наш поход на север не блеф, а наш истинный путь, и я решил их отпустить.
Идти в лесу даже по компасу трудно, без компаса и без солнца невозможно. Никакой ориентировки, и обязательно заблудишься, — собьешься на круг.
Я твердо верил и верю, что красноармейцы исполнили мою просьбу... Но я был не один, и поэтому не просто отпустил их, а взял каждого из них в отдельности, и, чтобы окончательно не дать ему возможности ориентироваться и совсем запутать его, сделал с каждым из них по большому кругу в лесу.
До последней минуты они не верили мне, что я их отпущу.
Все слезы и просьбы... И даже уходя в чащу леса, по указанному мной направлению, они оглядывались и с мольбой складывали руки... Думали, что я ввинчу им пулю сзади...
Вероятно, голубчики, тоже кое-что пережили...
Теперь нам нужно было двигаться на запад, и мы пересекли железную дорогу.
Голод давал себя чувствовать... За весь день кусочек сала и сахару.
Нервы сдали и усталость брала свое...
Пошли маленькие разочарования. Двигались мы так: впереди, с компасом в руке и винтовкой на плече шел я, за мной Мальбродский, и много отставая Мальсогов с винтовкой и Сазонов. За ними плелся Васька. Они выдохлись...