Около него, в версте, другой... Нужно брать...
Опять залегли, проследили... Охотником пошел Мальбродский... Стало теплей, комары не давали наблюдать...
Мальбродский махнул платком... Мы спустились в хутор... Оцепили... я вошел в избу...
Сидит крестьянин и чинит сапог... Обращаюсь к нему по-русски. Смотрит на меня большими глазами и продолжает свое дело...
«Finland?» Спрашиваю я его. Ответа нет.
«Russland-Finland?»... Опять молчание...
«Гельсингфорс-Петроград?» Настаиваю я. — Те же большие, но не выразительные глаза... И ответа все-таки нет...
Население этого края — карелы. На предыдущем хуторе мы уже столкнулись с тем же. — Там тоже не говорили по-русски.
Кто здесь, Финские или Советские подданные?
Решить было невозможно... Я искал каких-нибудь верных признаков... Легче всего было посмотреть деньги. Но не зная языка, обратиться и попросить их было трудно, и это могло показаться грабежом. Положение было неопределенное. Что делать?
Но вот я вижу, как на дворе, через нашу жидкую линию охранения проскочила девочка лет 15-ти и стремглав полетела к соседнему хутору...
Дольше колебаться было нельзя... Довольно опытов... Глупо будет, если она сообщит о нашем присутствии и приведет погоню, надо брать продукты и уходить...
Я свистнул Ваську и приказал ему забирать хлеб. — Tе же лепешки, которые мы ели в «избушке»...
Конечно он не ограничился этим и хапнул еще рыбы, соли и других вещей... Увидав маленький кусочек мыла, я не мог воздержаться и взял его...
У Сазонова были еще деньги, и он пришел в избу, чтобы заплатить. К нашему удивлению, баба взяла серебрянную мелочь и оставила Советский червонец.
Это было указание, что мы за границей, но на этом признаке успокоиться было нельзя...
С горы было видно, что дорога на запад, т. е. наш, путь, лежал между двух озер... Если мы задержимся, он может быть отрезан.
Довольно развлечений... Силы наши далеко не равны. Надо уходить, и мы, забрав продукты, спешно двинулись на запад...
Как всегда, имея еду за плечами, мы не выдерживали и уходили не далеко... И здесь, отойдя километров пять, мы встали на отдых. Поели, попили, первый раз с мылом помылись в болоте и, на утро, встретились... с коровами...
Значит мы не далеко от людей...
21-го июня. Утром вышли. День шли. Ночь на отдыхе.
«У трех тропинок».
За последние дни нашего перехода, во мне произошел перелом...
Вначале я шел только нервами. Я не знал усталости. Я ни разу не останавливался на отдых не поторговавшись с остальными. Только тогда, когда я видел, что люди не могут идти и никакие меры не заставят их двигаться вперед, мы останавливались и отдыхали... Но и мои нервы сдали... Неизвестность томила?.. Где мы? Далеко ли до границы? И будет ли какой-нибудь конец?..
Уже не хватало сил... Движения стали вялые, неуверенные. Голова работала только по компасу — запад и запад... На левой согнутой руке компас, в правой винтовка. Не разбирая и не желая разбираться в пути, как кабан шел я впереди... Только на запад... Только ближе к цели...
Мы подошли к просеке... Направление на запад... Забор. Перевалились и попали в болото... Казалось, не перейти. — Нужно обходить...
Далеко, чуть ли не за километр, я увидел на дереве белую точку... Она мне показалась делом человеческих рук... Я позвал Мальсогова — что это такое?..
«Лист... Белый лист», сказал он мне...
Я не верил...
Впереди было болото — широкое, большое и топкое... Надо было его обойти...
Пошли в обход. Но как часто бывало, обход был хуже прямого пути. Пришлось вернуться обратно...
Опять та же белая точка...
«Изолятор телефонной или телеграфной линии», подумал я.
Опять посоветовался с Мальсоговым...
«Какой там изолятор! — Ты бредишь»... Ответил он мне...
Идем дальше... Подходим ближе. — Ясно выраженная телефонная линия протянутая по деревьям. И впереди... какая-то белая дорога, а на ней... Люди!..
Сердце застучало...
Кто там?!
Мы были как на ладони, в середине большого болота... Ни только укрыться, но и быстро двигаться, в случае обстрела, было нельзя... Болото затягивало и не было видно его края...
Назад или вперед?
Надо положить конец — идем прямо.
Неприятно чувство ответственности, когда рискуешь жизнью людей... Здесь я ясно сознавал, что иду ва-банк...
Если большевики, то нас перестреляют, как куропаток. Обидно, но пусть хоть какой-нибудь конец...
Я слышал сзади ворчание Мальбродского, Сазонова и даже Мальсогова, всегда стоявшего за более короткий путь, но и он на этот раз тянул к лесу...
Мы все-таки двигались вперед...