Сын посмотрел на отца так, будто впервые его видел.
Отец с удовлетворением прочитал во взгляде сына удивление, жажду познания, интерес к истории.
"Кажется, зацепило. Всё-таки хорошая у нас смена растет! Наконец-то понял, дурачок, что наше время было… словом, ой-ёй-ёй, какое было время! Лихие были времена! Теперь я за сына спокоен, он будет думать о нас правильно, с уважением. Глядишь, чему-нибудь и научится".
Сын сплюнул себе под ноги и пробурчал:
— Чего это вы, папахен, взяли, что мы о вас думаем? Сдались вы нам… Если хотите знать, мы вообще думаем редко. Больно надо голову ломать… А уж о вашем времени и подавно. Ну, было какое-то там время… Ну и что? Было, и прошло. Мне от этого не горячо, не холодно!"
"Это случилось в конце пятидесятых. На одном курсе со мной училась немецкая студентка, приехавшая в СССР совершенствоваться в русском языке.
Я тогда был уверен, что у каждого немца найдется преступный родственник, запятнавший себя фактом геноцида евреев.
У меня возникла идея совратить девицу. Я решил, что, соблазнив немку, я, чистокровный еврей, восторжествую не только над ней, но и опосредовано над всеми остальными немцами, и таким нетривиальным способом отомщу проклятым фашистам за миллионы уничтоженных ими евреев.
Меня не смущало то обстоятельство, что немка жила в Германской Демократической Республике, где успешно строили чуть ли не коммунизм, и была дочерью антифашиста, проведшего всю войну в эмиграции.
Немец, думал я, всегда останется немцем. Он останется немцем, даже если его с утра до ночи кормить одной мацой и не давать читать никаких книг кроме Торы.
После короткого периода ухаживания, который вместил в себя посещение кинотеатра и дешевого ресторана, бастионы без особого сопротивления пали.
По правде сказать, я был немного разочарован, я мечтал силой овладеть немкой. Тогда месть, как я полагал, была бы неизмеримо слаще.
Пришлось удовольствоваться покладистым противником.
И пришла ночь садистского возмездия, ночь национального триумфа! Истязая девушку, я всю ночь выкрикивал проклятия и угрозы в адрес анонимных врагов:
— О, подлые фашисты! О, нацистские ублюдки! Это вам за Бабий Яр! А это за печи крематориев! А это за газовые камеры! А это за Освенцим и Бухенвальд! А это за варшавское гетто и хрустальную ночь!
Всю ночь по квартире разносились вопли:
— А это за республиканскую Испания! А это за горе и слезы матерей Украины!
Под утро я совершенно обезумел и орал как резаный:
— А это за Гернику, Орадур и Лидице!
Барышне, привыкшей к примитивным ласкам малоопытных сокурсников, всё это страшно понравилось, и она с тех пор не давала мне прохода, умоляя о повторении нетривиальной ночи, полной незабываемых, непередаваемо ярких и жгучих впечатлений. Кстати, вскоре выяснилось, что она и не немка вовсе, а еврейка из предместий Потсдама".
Отличный я всё-таки был парень, с восхищением подумал Раф о себе.
Он перевернул страницу и вытаращил глаза.
"Букеровская лекция", прочитал он. Это еще что такое? И лекции такой не бывает…
"Язык — один из важнейших элементов национальной культуры, краеугольный камень общественного сознания. Пишущий всегда должен об этом помнить. Как только он взялся за перо, он стал публичной персоной, и его ответственность за каждое написанное или произнесенное им слово безмерно возрастает.
Язык подчиняется законам, которые изобрели не самые глупые люди. Нарушать эти законы — не дано никому. Нарушение языковых законов — преступление, направленное на подрыв основ государственности. И это преступление каждодневно совершенно открыто происходит на наших глазах. В нашей больной стране — в современном российском обществе — и так разлад и падение всего, что только может падать, а тут еще и это…
Если пишущий плохо владеет словом, значит, он плохо учился: плохо учился в школе и плохо учился в институте. И не хочет учиться сейчас.
Ему наплевать на то, что настольной книгой каждого литератора, телеведущего, журналиста, публициста должен быть словарь. А в широком смысле — комплекс, массив справочной литературы плюс Интернет, который дает возможность засунуть свой любопытный глаз куда угодно, хоть в библиотеку Лондонского королевского общества. Это аксиомы.