Капитан был настроен пессимистически.
— Боюсь, отделается этот тип лёгким испугом. Спшенгель, видите ли, вовсе и не подшивался под Либаша, он просто пользовался его псевдонимом, заметьте, фамилию использовал как псевдоним на благо фирме, а псевдонимы у нас не запрещены. Единственная реальная опасность угрожает ему из-за американского наследства, но ведь деньги решают все…
А я уже не могла больше слышать о Спшенгеле, надоел он мне хуже горькой редьки. Хорошо бы его кто пристукнул, ведь столько зла он сделал разным людям! Мне тоже, но сама я не собиралась заниматься мокрой работой, пусть лучше кто-нибудь другой…
А капитан, словно подслушав мои мысли, переключился со Спшенгеля на Мизюню.
— И ей ничего не будет. В конце концов, что ей можно инкриминировать? Вдова Либаша, законная, фамилию имеет право носить. И кажется, никого не убила собственными руками… Подобрались они со Спшенгелем… два сапога пара, не знаю, кто хуже.
— А разве сокрытие смерти мужа не наказуется уголовно? — со слабой надеждой поинтересовалась я.
— Во всяком случае, в тюрьму за это не посадят, в крайнем случае отделается условным наказанием или даже просто штрафом. Впрочем, не берусь утверждать, не очень хорошо знаю наш гражданский кодекс. А ведь она была вашей подругой, правда?
Мрачно глянув на него, я опять поднялась с кресла и направилась за очередной банкой пива. У нас с капитаном были все шансы стать алкоголиками на почве этого проклятого дела…
Чтоб ей лопнуть, этой глупой суке! Испортила мне жизнь, а потом ещё и напоследок вклинилась.
Впрочем, из пакостей, устроенных ею мне теперь, я могла бы простить все, даже жуткие истории с головами, но не ногу. Нога нанесла мне больше всего ущерба и отравила жизнь. Это же придумать надо! Из-за неё я вынуждена была сократить экскурсию по Франции, ведь имей я в своём распоряжении обе ноги, ни за что не вернулась бы сразу в Польшу, а голову подержала бы пока в холодильнике. Да нет, голову у меня уже по приказанию Мизюни отобрали, совсем задурили мне голову с этими головами…
А вот того, что она устроила мне в молодости, я ей никогда не прощу. У меня были все шансы провести остаток жизни вместе с Гжегожем, Мизюня лишила меня этой возможности. Нет, не могла я её любить.
И свою жизнь она построила так, как хотела. Ей удавалось все. Сначала организовала себе работу за границей — с моей помощью и за мой счёт. Нелегко было устроиться во Франции в те глухие времена, но она спихнула меня и сама пристроилась на подготовленное для меня место. Избавилась от первого мужа, от которого за границей не было никакой пользы, ибо его специальностью была польская литература XVIII века, вцепилась в разбогатевшего Ренуся и, подхлёстывая его нагайкой, ринулась завоёвывать американский континент. Когда пришло время, заменила Ренуся на прежнего любовника, правда несколько скомпрометированного, но все ещё прекрасного организатора и вообще делового человека.
Что было бы, если бы я тогда все-таки приехала во Францию? Пережила семейную катастрофу, пережила измену и близкого человека, и лучшей подруги, разочаровавшаяся во всем, растерявшая присущую мне энергию, без денег, без друзей, скатившаяся на самое дно отчаяния. И что, стала бы драться с Мизюней за своё рабочее место? Честно должна признаться, в нашей профессии она была способнее, хозяева не стали бы менять её на меня. Пришлось бы мне подметать улицы Парижа. Ага, так и вижу Гжегожа, в каком он восторге от того, что встретил меня на парижской улице с метлой в руке. Ну ладно, он мог наткнуться на меня без метлы, в ту пору мы безоглядно любили друг друга, при встрече не задумываясь бросились бы друг другу в объятия. Помог бы мне получить какую-нибудь нормальную работу, только вот какую? Стала бы писать? Книги или статьи в журналы? Возможно, стала бы работать на два фронта, работать я всегда умела, добилась бы своего. Осталась бы во Франции, завела виллу на окраине Парижа, занялась устройством нашего общего с Гжегожем дома. Это я тоже умела делать. Главной проблемой для меня стала бы забота о моем внешнем виде. Подвязки… гори они огнём, пусть будут подвязки, носила бы их сколько угодно. И шляпы, раз эти две детали женского туалета столь милы сердцу Гжегожа. Шляпы по крайней мере закрыли бы вечное безобразие на моей голове. И все равно, сколько мучений доставляла бы мне проклятая голова, сколько отнимала бы времени! Ничего, Гжегож стоит головы.
К черту голову, подвязки и шляпы! Главное — Гжегож, он мне был нужен, и, кажется, я ему тоже. Мы бы притёрлись друг к другу, я бы объехала с ним полмира, потому что заказы он получал со всех концов света, да и без него, по собственным делам, четверть мира наверняка бы объехала. Нет, с ним было бы приятнее…
И вот уже вижу нас вдвоём на пляже в Андалузии, в знаменитом шоу «Тропикана» в Гаване, в горах Алжира, на Гавайях… Нет, на Гавайи не стоит ехать, слишком уж много там прекрасных девушек. Ну хорошо, по пути на Нордкап, на острове Св. Эдуарда, в Калькутте, в Токио, если предположить, что нам повезло и в тот момент в Японии не было бы землетрясения. Вот на нас нападают экзотические бандиты в ЮАР, а я замечательно умею стрелять, Гжегож же великолепно фехтует. Во всяком случае, в молодости умел, надеюсь, с годами не разучился. А вот мы вместе с ним в роскошных апартаментах одного из отелей Ниццы, из окон потрясающий вид на море…
Узрела я себя рядом с Гжегожем и вдруг отчётливо ощутила, какое это было бы счастье. Да все равно где, не обязательно в роскошном апартаменте, пусть в избушке-развалюшке под Верхней Казимировкой. Пусть не было бы это счастье на всю жизнь, пусть лишь несколько лет вместе, я и Гжегож…
И этого счастья лишила меня Мизюня.
Убить её? Поджечь её дом? Исключено, ни заговорить с ней, ни даже взглянуть на неё у меня не было сил. И хотя всем сердцем я желала ей всего самого плохого, сама пальцем для этого не шевельну. Пусть удавится своим Спшенгелем, своим богатством, своей счастливой жизнью и исполнением желаний. И даже своей красотой, своей немеркнущей красотой, что бы там Гжегож ни говорил о воздействии неумолимого времени. Мизюня относилась к той редкой категории женщин, над которыми не властно время, которым никогда не грозила опасность располнеть, и надо было очень внимательно рассматривать её, чтобы заметить следы прошедших тридцати лет. Известно, что возраст женщины выражается в килограммах…
Вот я и сидела в полном бездействии, уставившись бессмысленно в окно, и всем сердцем ненавидела Мизюню…
Гжегож с большим интересом выслушал мой отчёт и пришёл к правильному выводу.
— Из этого следует, что они отвяжутся наконец от тебя? — поинтересовался он.
— Наверняка. Теперь у них возникли кое-какие неприятности, придётся их улаживать, не до меня. И времени нет, да и небезопасно сейчас связываться со мной.
— Ну и слава Богу. А как нога?
Я даже удивилась вопросу, потому что о ноге как-то забыла.
— В порядке. По лестнице уже спускаюсь свободно, вспоминаю о ноге только в исключительных случаях. Правильно мне тогда посоветовал врач — ничего не предпринимать, только подождать немного. Думаю, через месяц смогу танцевать.
— И даже сюда сможешь приехать?
Я помолчала, надеюсь осуждающе. Потом пояснила:
— Ещё недельки полторы придётся подождать. Потом же, разреши заметить, наступит август, а один август в Париже мне пришлось пережить, так что больше не желаю. Поэтому позволь мне отложить приезд до сентября.
— Чудесно! Потому что и мне в августе придётся уехать. Моя жена…
— Вот именно! Так что с твоей женой? Я не спрашивала из деликатности. Холера! Есть же люди от природы деликатные и тактичные, а мне каждый раз столько приходится на это тратить усилий!
— Правда? — удивился Гжегож и, похоже, искренне. — Ну, значит у тебя очень хорошо получается, потому что в бестактных поступках я тебя никак не могу обвинить. А что касается жены… Экстрасенс посетил её позавчера, до сих пор никак не получалось, все откладывал визит. И вроде бы немного помог ей, причём мне показалось, сам этим был немало удивлён. Его диагноз таков: полностью ей не выздороветь, но поправить здоровье она сможет. И дал гениальный совет: полечиться в специальном санатории, есть такой в Швеции. Очень, очень настаивал на этом санатории. Жутко он дорогой, потому как единственный в мире нужного нам профиля, ну да это не столь важно. Три месяца, проведённые в этом санатории, очень укрепят её здоровье. Поместить её в санаторий надо с сопровождающим. Догадываешься? Жена поедет в санаторий вместе с кузиной!