Все животные были с отвислыми ушами и толстыми складками кожи на шее и — по крайней мере, для европейского глаза — с менее привлекательной внешностью, чем европейские коровы. В основном это были зебу, которых местные жители относят к породе nellore, но первоначальная чистота породы, видимо, давно утеряна вследствие неразборчивого скрещивания. Тем не менее в результате получились выносливые животные, удивительно невосприимчивые к болезням. У животных часто можно заметить длинные шрамы или открытые раны, а иногда встречались животные и без уха, но все это представляло собой лишь характерные опасности существования в столь первобытных условиях. У управляющего был ветеринарный справочник, на страницах которого он усиленно старался найти carbunculo simpático (нам потребовалось немало времени, чтобы понять, что он имел в виду сибирскую язву), однако в поместье не было ветеринара и даже не планировалось завести хотя бы одного. Подобная роскошь, или даже врач для рабочих, или многие другие блага цивилизованного общества встречают яростное сопротивление исходя из финансовых соображений.
О всех подобных вещах управляющий говорил следующее: «Коровам делали прививки, поскольку некоторая профилактика уже зарекомендовала себя как крайне необходимая, но серьезная вспышка какой-нибудь эпидемии рассматривалась как оправданный риск. Возможно, что ветеринар смог бы предотвратить такую эпидемию, но подобный специалист обойдется слишком дорого. Тяжелобольных людей можно было вывезти на самолете, а для лечения самых простых заболеваний имелась аптека. Возможно что ветеринар и врач окажутся необходимыми, но подобная ненужная роскошь может быть допущена только тогда, когда без нее невозможно будет обойтись. То же самое справедливо и в отношении удобрений. Возможно, они станут необходимыми лет через двадцать пять, когда почва сильно истощится, но мысль об использовании их в течение первых трудных и неблагодарных лет была совершенно неприемлемой. А пока ничего не надо».
Терраса, кустарники и стоянка джипа управляющего имели респектабельный налет старины. Собственный самолет фазенды стоял поодаль у шеста с ветровым конусом, который, как обычно в Центральной Бразилии, лишь изредка наполнялся ветром. Все окрестности — дома в поле зрения, лесопилка и бойня с постоянными черными стервятниками — также имели старинный вид. Тем не менее всего лишь пять лет назад повсюду были деревья, а теперь на месте термитов и клещей сверкает черепица террасы. На горизонте еще виднелся лес в виде тонкой полоски между небом и землей, а за этим рубежом сразу же начинался древний мир. Мы спросили, существует ли намерение сохранить здесь хоть какую-то часть лесов, или же топор будет врубаться все глубже и глубже. К удивлению, нам ответили, что неприкосновенными останутся тридцать процентов, или 120 000 гектаров леса. «Видите ли, это необходимо для флоры и фауны, для климата и более всего для нашей философии. Если окажется необходимым, то мы даже станем сажать деревья».
Подобному оптимизму противоречат факты: в Бразилии нет обычаев охранять природу, и вряд ли упомянутые тридцать процентов сохранятся. Более влажные земли, которые сулят большую и скорую прибыль, лежат по обеим сторонам бассейна стока. Если уничтожить эти леса, то резко возрастут шансы на бурную эрозию, образование оврагов и уничтожение вновь обретенной земли. В конце концов, очень много ошибок в этом отношении было сделано во всех странах мира, и, пролетая над освоенными территориями Бразилии, можно видеть подобные примеры, но природа человеческая настолько слаба, что не позволяет задуматься даже над очевидной бедой. Человек предпочитает бороться с бедствием после того, как оно произойдет, устраивая дамбы для разливающихся вод, борясь с ежегодной эрозией почвы и восстанавливая среду с надеждой на то, что еще не слишком поздно. На фазенде «Суя-Мису» не существовало никаких планов по борьбе с подобным разрушением, кроме сохранения этих неопределенных тридцати процентов. Некоторая потеря почвы будет неизбежной. Некоторое разрушение — несомненно. Какое-либо бедствие — вероятно. И лишь когда оно случится, тогда все переменные параметры станут известными.
Существующая стабильность, несомненно, претерпит изменения, когда помимо фазенды «Суя-Мису», фазенды доктора Паулу появится бесчисленное множество других. Почва и толща подпочвенных выветрившихся пород подвергнутся суровому воздействию. На фазендах нормальный пружинящий лиственный покров земли уже превратился в слой мелкой пыли, которая разлетается, когда шагаешь по ней. На большой части этой территории можно вырыть яму (что часто делали английские почвоведы) глубиной несколько метров, не заметив никаких изменений, если вы не специалист. Некоторые бразильские поселенцы рыли колодцы, которые на девять — двенадцать метров шли через толщу выветрившихся пород, легко поддающихся эрозии.