Весь день и почти всю ночь в кратере звучит птичье песнопение. Здесь и множество разных кукушек со своими вариациями на тему обычного «ку-ку». Здесь и щурки, жалобно призывающие кого-нибудь последовать за ними. Здесь и чибисы, которые с криками мечутся в воздухе, совсем как над полями Европы. То и дело раздается своеобразный квакающий клич африканской дрофы, похожий на пение птицы не больше, чем звук автомобильной сирены. Птицы непрерывно находятся в поле зрения. Вот аисты-разини, отыскивая лягушек, выступают среди высокой травы, а другие, поймав восходящий поток теплого воздуха, легко парят над водой. Вот венценосные журавли, марабу, важная птица-секретарь, утки, жаворонки, ткачики, удоды — все вперемежку. Горожанин невольно представляет себе животных примерно так же, как их видит сотрудник зоопарка: каждое животное в своей клетке, всякому виду свой загон. В кратере Нгоронгоро благодаря обилию воды и разнообразию экологической среды царит смешение, которое является важной отличительной чертой этого замечательного места.
Возвращаясь вечером в лагерь после того, как наши глаза поглотили столько незабываемых картин, мы больше, чем когда-либо, были исполнены решимости пролететь на шаре над этим несказанно прекрасным краем. Однако перед нами стояло немало препятствий. Для засушливого периода в кратере, по свидетельству Алена, было необычайно сыро, что ни дорога — глубокая колея. Обширные участки площадью несколько квадратных километров покрывала вода почти по колено. Их мы форсировали чаще всего благополучно. В противном случае приходилось откапывать машины, подкладывать под них чурки и вбивать в землю металлический кол, за который крепился трос от лебедки, и, прежде чем кол успевал выскочить из земли, машина после одной-двух попыток выскакивала из лужи. Главное было не терять скорость и не попадать в колею.
Мы не встретили никого в тот день, но, когда вернулись в лагерь под фиговым деревом, к нам пришел один африканец, машина которого вместе с пассажирами прочно застряла в грязи. Он описал, где это произошло (километрах в пятнадцати от нашего лагеря), и, так как они уже проторчали там не меньше четырех часов, мы не спеша допили чай, прежде чем отправиться в путь. Со слов африканца мы узнали, что пассажиры — американцы и что они были очень злы, когда послали его за помощью. Но застрять в грязи в Африке дело обычное; глупо злиться на то, что ваш график поломался. И мы нахально решили подавить этих американцев, изобразив этакую высокомерную самоуверенность. Ишь ведь что вздумали — злиться в таком месте, как Нгоронгоро. А сами небось палец о палец не ударили (это мы сразу по их одежде увидим), предоставили водителю мучиться с машиной. Уж мы постараемся поставить их на место, будем работать, насвистывая, и в одну минуту вытащим машину.
Мы лихо развернулись и подъехали к пострадавшим спереди. Американцев было трое — злые как черти и совсем чистенькие; словом, такие, какими мы их себе представляли. И еще тут был водитель, с ног до головы облепленный грязью. Мы сказали: «Привет!» — и начали осуществлять свой план. Небрежно насвистывая, правда не очень-то в лад, мы ступили в воду и взялись за дело. Один намотал трос на лебедку, второй зацепил крюком бампер застрявшей машины, третий включил мотор. Все это делалось с самой наглой самоуверенностью. Но трудно все время насвистывать с независимым видом, и то один, то другой из нас прыскал. Так или иначе, не прошло и минуты, как мы их вытащили, после чего поехали следом на случай, если они снова завязнут. Что и произошло очень скоро. Бедняга водитель не мог совладать со своими нервами, и вот уже колеса его машины с воем зарываются в грязь все глубже и глубже.
— Не волнуйтесь, — сказали мы, снова прибегнув к свисту и независимому виду. — Мы вас живо вытащим.