ГЛАВА 5
В зеркальной воде бассейна отражались плывущие по небу облака и контуры небольшого, но изящного особняка и пальчатые листья пальм. В шезлонге возле воды сидел молодой мужчина. Лица его не было видно из-за того, что солнечные очки прикрывали глаза, а щеки и подбородок заросли рыжей бородой.
«Я – Антон Ремезов – один из немногих выживших после апокалипсиса землян, – говорил он в диктофон. – Продолжаю исторический репортаж для потомков. Девяносто семь лет я провел в криозаморозке. Два года назад пробудился. Встретить родственников и друзей по понятным причинам я не рассчитывал. Но и полного одиночества в опустевшей России никак не ожидал. Некоторое время провел в путешествиях по миру. Временно осел на Багамских островах. В текущий момент я занят тем, что смотрю на солнце сквозь ветви пальмы. Я делаю это уже шестьсот пятьдесят третий день. И мне до сих пор не надоело. Где-то в этих лесах шныряют дикари. Но мы почти не пересекаемся. Кажется, они меня побаиваются. В общем – ляпота…
Одиночество? О чем вы… Мне никто не нужен. Мир прекрасен. Мир прекрасен как никогда раньше. Исчезли суета и бешеный ритм прошлой жизни… Я больше никуда не тороплюсь. Вы не представляете, насколько увеличилась моя способность смаковать и наслаждаться. Я отхлебываю прекрасного багамского рома и раскуриваю отлично сохранившиеся сигары. Покачиваюсь на гамаке и созерцаю бездонно-синее небо. Слушаю крики птиц в саду и засыпаю под мерный плеск волн. Так, друзья мои, выглядит свобода! Мне кажется, мудрейший тибетский монах не знает о нирване столько, сколько о ней знаю я прямо сейчас»…
Грешные угодники! Уж не ослышался ли я? Голоса… Я слышу голоса! И это не гортанные возгласы дикарей… Боже, почему я никогда не замечал, как приятно и нежно звучат голоса у женщин?! Они по-русски говорят! Это сон или явь? Или я, все-таки умер?
Прошу прощения, господа потомки. Но такой поворот событий я не могу пропустить. Я стою возле ограды, отделяющей территорию виллы от леса. С биноклем в руках выглядываю из-за густых зарослей цветущего филодендрона, и вижу, что в пятнадцати метрах от моей виллы реально движутся две полуголые нимфы. Одна темненькая и загорелая, волосы вьются. Вторая в противоположность подруге довольно бледная и хрупкая. А волосы у нее длинные до пояса и белые, как снег.
Целых две! Цыпочки! Ом-м-Мария, кажется, я безбожно слукавил, говоря о радостях полного одиночества! Временно я прекращаю свой репортаж. Мои нимфы углубились в рощу. Мне нужно срочно проследить, куда они направляются. Возможно, с ними есть еще другие люди».
Скрываясь за цветочными кустами и за стволами деревьев, Антон продвигался по лесу, не упуская девушек из виду.
– …Черт! – выругалась черноволосая нимфа. – Сюрприз оказался весьма неприятным для нас. Ну надо же, какая неожиданность!
– Да нет здесь никакой неожиданности. После любых катаклизмов всегда остаются выжившие, – не согласилась блондинка.
– Ну какие же это выжившие? Это дикари! А, может, и вовсе каннибалы, – с чувством восклицает темненькая. – А вдруг они начнут охоту на нас? Надо убираться с этого острова на какой-нибудь другой – необитаемый!
– … Может, доберемся до Кубы? – предлагает блондинка.
«Этот голос… как будто я слышал его раньше. Такие знакомые интонации…»
– А может, свалим домой? – угрюмо возражает брюнетка. – Надеюсь, там нет дикарей.
– Зря ты так думаешь. Здесь они как-то появились. И в России может вырасти поколение «маугли», если маленьких детей оградить от культурных достижений. Запросто.
– Там наша лаборатория. И я верю, что там безопасно. Погуляли и хватит. Хочу домой.
– О, боже, где Эбони?! – блондинка, не слушая ее, испуганно оглядывается и хватается руками за голову.
Брюнетка тоже обернулась, вытаращив глаза и испуганно прикрыв рот руками.
– А вдруг они ее на обед подстрелили? – шепотом проговорила она. – Ты куда?
– Наташенька, давай тихонечко вернемся назад, – умоляюще проговорила беленькая. – Может быть, Эбони там летает и ищет нас. Когда все дымом заволокло, она ведь могла нас не увидеть. А дикари, наверное, уже ушли оттуда.
– Нет, Наталья, нет! Мы не можем туда вернуться. Они нас изнасилуют, а потом сожрут!
«Две Наташки?! Те самые неразлучные Ната и Таша… Мыслимо ли это?!»
– Не нагнетай! Не сожрут они нас! В этом нет никакой необходимости. Кругом вон зверья полно. Рыба кишит в море. Фруктов разнообразие. Дикари совсем не голодают. Так же, как и мы. Но Эбони – это уникальная шиншилла. Она нам как сестра. Мы просто обязаны ее спасти! – Эбони!!! – зовет блондинка.
А темненькая пытается закрывать ей рот, вцепившись в нее сзади.
– Тише! Нас могут услышать! – шипит она.
– Тогда приготовь пистолет, при необходимости я этих питекантропов расстреляю. Черт с ним, возьму грех на душу!
Рыжебородый крался за девушками через заросший неухоженный парк. Но, услышав про пистолет, остановился в раздумии, а потом развернулся и быстро зашагал в сторону своего особняка.
– Эбони!!! – снова ору я, продираясь сквозь заросли папоротника (в другое время мы бы кинулись заготавливать их толстые стебли впрок. Они хорошо идут как для супов, так и для жаркого).
Где-то вдалеке, все еще поражая воображение величием, красуется некогда знаменитый, но сейчас уже заросший лианами, весь позеленевший отель Атлантис Роял Тауэрс. Но мне сейчас не до красот. Одна картина страшнее другой встают перед глазами. То ястреб камнем падает с высоты на нашу ручную шиншиллу, впивается в нее когтями и поднимает в воздух. То представляется, как она попала в силки аборигенов и бьется в ее сетях, ломая себе крылья…А может, она забилась вот в это дупло и трясется от страха бедняжка? – я задрала голову вверх, но заглянуть в черную дыру, зачем-то прикрытую зелеными ветками, не смогла – высоковато… Надо постучать чем-нибудь и позвать Эбони. Увидев длинную жердину в двух шагах от себя, я двинулась к другому дереву и наклонилась за палкой…
– Ты – идиотка… О-о, ужас! Я не могу!!! – тихо застонала Наташка за спиной.
Не успела я выпрямиться, как прямо перед моим носом материализовался наконечник копья из каменного века. Ловкий, как обезьяна, дикарь, совершенно неслышно соскочил с древесного сука и встал передо мной, преграждая путь.
«Хоу-хы- ррыша!» – хрипастым басом крикнул он сородичам.
Из рассеченных листьев папоротника показалось сразу две головы. Из-за высохшего древесного ствола вышел третий. А четвертый спрыгнул из того самого дупла, в который я хотела сунуть палку. Это были те самые «тарзаны», от которых мы убежали. Я их узнала по набедренным повязкам. Уж больно прикольный был принт на тех обтрепанных тканях: летящие крыши буддийских храмов с остатками былой позолоты.
На этот раз туземцы оказались расторопнее. Двое из них, опасливо приблизившись, выдрали у нас из рук сумки и пистолеты, которыми мы так и не решились воспользоваться. И, передав все это собратьям, стали связывать нам руки за спиной. Остальные с живым интересом оглядывали нас черными, как маслины, глазами. Лица их были по-боевому раскрашены синей и желтой глиной. Шапки спутанных черных волос обрамляли смуглые лица. Но в чертах у них не было никакой свирепости или жестокости… скорее наивное детское любопытство.
– Ну ты и подстава! – в бессильной ярости прошипела Таша. – А я ведь тебя предупреждала…
И вдруг в небе с оглушительным звуком и многократно усиленным свистом взорвался дымный фейерверк, очень похожий на чье-то лицо или зловещий череп…
– Хуракаааааан!!! – задрожав, запричитали аборигены, падая на колени.
– Зуррух! Хамун зуррух! – гневно и раскатисто прозвучал приказ, вероятно, на языке этих островитян.
Дикари спешно бросились отвязывать нам руки. Аккуратно сложив изъятые вещи у наших ног, они поклонились, бормоча что-то, похожее на извинения, и бесшумно скрылись в зарослях.
– Все чудесатей и чудесатей, – произнесла Ташка. – Я уж думала, миру уже нечем нас удивлять.