Какое-то время мы еще поглядывали друг на друга сквозь табачный дым из наших трубок, а затем, возблагодарив хозяина дома за его гостеприимство, закрыли глаза, препоручив его милости Пророка.
Наутро я проснулся с рассветом, тотчас встал с дивана и вышел из дома. Я обошел весь город в поисках самой лучшей точки обзора, а затем, набросав общий вид и сделав две или три зарисовки мечетей, бегом вернулся к нашему каравану, чтобы распорядиться насчет отъезда. Прежде чем покинуть дом, я хотел поблагодарить хозяина, но наш благонравный мусульманин находился в это время в гареме, и, стало быть, никакой возможности увидеть его не было; тогда я решил узнать, как его зовут, чтобы сообщить его имя последующим поколениям: он звался Рустам-эфенди. Я дал бакшиш слугам, мы сели на ослов и, отъехав шагов на пятьсот от Даманхура, вновь оказались посреди пустыни.
Часов шесть или семь мы двигались среди песков, а затем, наконец, достигли невысокого горного хребта и с его вершины совершенно неожиданно увидели Нил.
Безводные равнины сменились восхитительными пейзажами: вместо нескольких одиноких пальм, затерявшихся на раскаленном горизонте, появились рощи деревьев, усыпанных плодами, и поля, засаженные маисом.
Египет — это глубокая долина реки, берега которой являют собой огромный сад, с двух сторон подтачиваемый пустыней; среди этих зарослей мимозы и далий, над этими полями маиса и риса порхали неведомые птицы со звонкими голосами и с оперением цвета рубинов и изумрудов. Огромные стада буйволов и овец, сопровождаемые худыми и нагими пастухами, шли вниз вдоль течения Нила, по которому нам предстояло подниматься вверх. Два огромных волка, несомненно привлеченные запахом скота, вышли из купы деревьев в пятидесяти шагах впереди нас и остановились посередине дороги, словно преграждая нам путь, но сразу же обратились в бегство, как только наши погонщики стали бросать в них камни. Ночь быстро опускалась, и дорога, то и дело пересекаемая оросительными каналами, становилась все труднее; порой она оказывалась раскисшей до такой степени, что наши ослы увязали в грязи по колено и внезапно останавливались. Хотя мы никак не были расположены идти пешком по такой трясине, нам приходилось спешиваться; вскоре нам пришлось преодолевать настоящие бурные потоки, мы промокли по самую грудь, и эти омовения, хотя и более освежающие, чем александрийские бани, были куда менее приятными. Взошла луна и, слабо освещая нам путь, придала новые краски этому дивному пейзажу. Несмотря на трудности дороги, мы не могли остаться равнодушными к окружающим нас красотам: на вершинах холмов, отделяющих долину от пустыни, грациозно раскачивались пальмы, отчетливо выделявшиеся на фоне ночного неба, и на каждом шагу нам встречались мечети, стоявшие на самом берегу Нила, в тени окружающих их густолиственных смоковниц, которые склоняли к песку свои длинные ветви. К сожалению, каждые несколько минут нас вырывал из этого восторженного состояния какой-нибудь канал, куда нам нужно было спускаться, или какая-нибудь трясина, где мы вполне могли увязнуть; так что, когда на горизонте появилась Розетта, мы уже настолько основательно промокли, что в башмаки у нас, как у Панурга, вода просочилась через ворот рубашки.
По мере того как мы приближались к городу, настроение у нас становилось все радужнее; нам уже виделась комната с закрытой дверью, где мы взамен нашей мокрой одежды надеваем на себя платье какого-нибудь доброго мусульманина, поскольку наши чемоданы остались в Александрии и весь наш гардероб ограничивался тем, что было у нас на теле. К тому же начал жаловаться на голод желудок, и мы с наслаждением вспоминали вчерашнюю вечернюю трапезу, мечтая о таком же ужине, даже если бы нам пришлось есть его руками; что же касается постели, то мы так страшно устали, что нас вполне устроил бы первый попавшийся диван. Как видим, мы были донельзя покладисты. С таким настроением мы и приблизились к воротам Розетты. Увы, они оказались закрыты!