Базары, где торгуют одеждой, чрезвычайно богатые; здесь продается огромное количество индийских шалей, и цена их здесь, как мне показалось, примерно вдвое меньше, чем во Франции. Оружейные базары поражают роскошью; особенно великолепно холодное оружие, но встречается оно редко и пользуется большим спросом. Почти никогда вы не сумеете отыскать тут готовый кинжал или готовую саблю: сначала вам придется купить клинок, затем приделать к нему у оружейника рукоятку, после этого пойти к футлярщику, чтобы он изготовил ножны, затем — к серебряных дел мастеру, чтобы он украсил оружие, затем — к басонщику, чтобы он привесил к нему перевязь, и, наконец, — к поверщику, чтобы он поставил на нем клеймо. Некоторые клинки баснословно дороги: они стоят две, две с половиной и три тысячи франков.
Чтобы снять трудности при покупках, по базарам прохаживаются евреи, предлагая обменять золото или серебро или дать взаймы знакомым, которым потребуется более крупная сумма, чем та, что у них есть при себе; узнать евреев можно с первого взгляда по их черной одежде: каирские ограничительные законы запрещают им носить иные цвета.
Заканчивая дневную прогулку, мы отправились на рынок невольниц. Сооружение, где их содержат, разделено на убогие квадратные дворы, к стенам которых прилегают клетки; посреди каждого двора проходит перегородка, которая делит его надвое; на втором ярусе находятся несколько более комфортабельные помещения, предназначенные для невольниц подороже.
Мы вошли в один из таких дворов и обнаружили товар, на который нам хотелось взглянуть, в совершенно обнаженном виде, чтобы можно было сразу же оценить его качество, и подобранном по цвету кожи, по нациям и по возрасту: там были еврейки со строгими чертами лица, прямыми носами и миндалевидными черными глазами; смуглолицые арабки с золотыми браслетами на ногах и руках; нубийки с волосами, разделенными пробором и заплетенными на множество тоненьких косичек, которые свешивались по обе стороны головы; эти нубийки, хотя все они были совершенно черные, подразделялись на две категории и стоили по-разному: дело в том, что некоторые из них принадлежали к племени, люди которого наделены особым природным даром — их кожа, как у змей, при любой жаре остается прохладной; в этом знойном климате, где все живое проводит десять часов в день в поисках прохлады, подобное достоинство бесценно для хозяина. Наконец, тут были юные гречанки, похищенные с Хиоса, Наксоса и Милоса, и среди них выделялась одна — дивное дитя, пленявшее своей красотой и изяществом; я осведомился о цене: у меня попросили за нее триста франков.
Все эти невольницы стараются выглядеть веселыми, так как для этих несчастных, которых торговцы держат впроголодь и избивают за малейшую провинность, а вернее, по любой прихоти хозяев, нет худшей участи, чем остаться на рынке. И потому каких только улыбок, жеманных гримас и исполненных сладострастия молчаливых обещаний не расточают бедняжки пришедшим взглянуть на них покупателям. Торговцы обходятся с ними точь-в-точь как со скотом, и ни одну выставленную на продажу лошадь покупатели не осматривают с более естественным и всеобъемлющим люпопытством, чем этих несчастных созданий. К тому же в таком знойном климате двадцатилетняя женщина уже не считается молодой.
На рынках невольниц тоже можно встретить евреев, однако здесь они торгуют одеждой. Поскольку товар здесь передается покупателю сразу же после совершения сделки, а товар этот полностью обнажен, его нельзя увести с собой, не набросив на него хотя бы покрывало.
Возле каждого базара есть великолепный фонтан: это красивые, величественные и почти всегда стоящие особняком сооружения, выпускные отверстия которых закрыты бронзовой решеткой. У каждого проема подвешена на цепи медная чаша; вы просовываете руку сквозь решетку, набираете воду в чашу, пьете, а затем возвращаете чашу на место, где почти всегда ее уже дожидаются чьи-то другие жаждущие уста. У каждого фонтана непременно сидит дюжина арабов; они перемещаются вокруг него вместе с солнцем, и, таким образом, у них есть то, что больше всего ценится в этих краях: вода и тень.
Мы вышли с рынка настолько взволнованные всем увиденным, что предоставили своим ослам полную свободу самим выбирать дорогу, как вдруг, выехав на улицу, ведущую к европейскому кварталу, увидели двигавшуюся нам навстречу процессию женщин, которые направлялись в баню; все они ехали верхом на мулах и были закутаны в белые шелковые покрывала, а возглавлял их евнух, состоявший на службе у паши. Все, кто оказывался у них на пути, немедленно уступали им дорогу, мужчины бросались ничком на землю или же прижимались лицом к стене, так что в итоге посреди улицы остались только мы с Мейером. Заметив опасность, Мухаммед тотчас же схватил моего осла за уздечку и потащил его за угол ближайшего дома, крича Мейеру: