Наша кавалькада спускалась вниз около получаса и в итоге оказалась среди развалин, вначале принятых мною за руины какого-то города; однако, заметив, что земля усеяна лишь колоннами, мы вгляделись в них внимательнее и поняли, что эти колонны не что иное, как стволы деревьев. Мы стали расспрашивать арабов, и они объяснили нам, что мы находимся среди окаменелого пальмового леса; по нашему мнению, это явление природы заслуживало более глубокого обследования, чем то, какое можно было проделать со спин дромадеров, и, поскольку мы достигли подножия горы и пришло время сделать полуденный привал, Талебу было объявлено, что мы хотим сделать остановку.
Арабы соскользнули со своих дромадеров, а наши верблюды, понимая, что им нужно сделать, тотчас опустились на колени; это было точное повторение процедуры отъезда: сначала верблюды подогнули передние ноги, потом — задние; но, поскольку на сей раз это не было для меня неожиданностью, я так крепко ухватился за седло, что отделался лишь толчком. Мейер же, который ни о чем не был предупрежден, получил два полагающихся удара в грудь и поясницу.
Мы принялись осматривать странную местность, где нам предстояло сделать привал: земля была завалена стволами пальм, похожими на обломки колонн; складывалось впечатление, что весь этот лес окаменел прямо на корню и самум, обрушившись на голые склоны Мукат- тама, вырвал из земли эти каменные деревья, которые, упав, разлетелись на куски. Как объяснить это явление? Следствием какого стихийного бедствия оно стало? У нас нет возможности ответить на эти вопросы, но достоверно то, что мы прошли более полульё среди этих странных развалин, которые по их тысячам лежащих расколотых колонн вполне можно принять вначале за какую-нибудь неведомую Пальмиру.
Наши арабы установили палатку у подножия горы, на самом краю песчаного моря; вскоре мы вернулись к ним и застали их лежащими в тени навьюченных верблюдов. Абдалла приступил к своим обязанностям и приготовил для нас обед: вареный рис и нечто вроде лепешек из пшеничной муки, тонких, как вафли, и испеченных на углях; они были дряблыми и тянулись, как вязкое тесто; поскольку мне свойственно судить о человеке по тому, как он заявляет о себе, Абдалла с этой минуты утратил мое доверие. Мы пообедали, съев несколько фиников и по куску мармелада, оторванному от рулона; однако Мейер настолько устал от тех усилий, какие ему приходилось предпринимать, чтобы удержаться на своем дромадере, что он ничего не взял в рот. Что же касается наших арабов, то они, вероятно, происходили от джиннов и питались лишь воздухом и росой, ибо со времени нашего отъезда из Каира они на глазах у нас не съели еще и маисового зернышка.
Мы спали часа два; затем, поскольку пик дневной жары остался позади, арабы разбудили нас, и, пока они складывали палатку, мы забирались на своих хаджинов и готовили себя к тому, чтобы в тот же вечер сделать наш первый привал в пустыне.
XII. ПУСТЫНЯ
Талеб дал сигнал трогаться: один из арабов встал во главе каравана, и мы двинулись в путь.
Хотя солнце припекало уже не так сильно, как несколько часов назад, для нас, европейцев, оно все же казалось палящим; мы ехали рысью, опустив голову и время от времени поневоле закрывая глаза, поскольку нас слепили отраженные от песка лучи света; воздух был неподвижным и тяжелым, и на небе, затянутом желтым маревом, явственно вырисовывался красноватый горизонт. Позади остались последние обломки окаменелого леса; я начал привыкать к рыси моего дромадера, как на море привыкаешь к бортовой качке судна; Бешара ехал возле меня, напевая арабскую песню, грустную, протяжную и заунывную, и эта песня, вторящая шагам дромадеров, эта давящая атмосфера, заставлявшая нас склонять голову, эта раскаленная пыль, застилавшая нам глаза, стали наводить на меня сон, словно переливы голоса кормилицы, убаюкивающей ребенка в колыбели. Внезапно мой дромадер так резко рванулся в сторону, что меня чуть не выбросило из седла; я машинально открыл глаза, пытаясь понять причину этого толчка: она состояла в том, что дромадер наткнулся на труп верблюда, полурастерзанный хищными зверями; и тогда я увидел, что мы движемся вдоль белой полосы, тянущейся до самого горизонта, и мне стало понятно, что полоса эта составлена из костей.