Затем он взял кинжал и кошелек в зубы, пятясь, отошел к дивану и, по-прежнему неотрывно глядя на бея, взял машлах, не спеша надел его, протянул руку к столбу и снял с него саблю, подвесил ее к поясу, обмотал вокруг головы и пояса две кашемировые шали, служившие бею тюрбаном и кушаком, смело вышел из шатра, прошествовал мимо часового, почтительно ему поклонившегося, и трижды ударил в ладоши, чтобы ему привели коня; предупрежденный конюх повиновался этому приказу, который, как уже было сказано, всегда служил у бея условным сигналом. Салем легко вскочил на скакуна и подъехал к шатру, у двери которого стоял наполовину нагой бей, наблюдая за тем, как разбойник завершает повторение своего дерзкого предприятия.
— Суэцкий бей, — сказал, обращаясь к нему, Салем, — вот так я поступил четыре дня тому назад, чтобы похитить у тебя саблю, машлах, кашемировые шали, кошелек и коня. Теперь я освобождаю тебя от обязательства заплатить тысячу пиастров, которые ты мне обещал, ибо сабля, машлах, кашемировые шали, кошелек и конь, взятые мною у тебя сегодня, стоят около пятидесяти тысяч.
С этими словами он пустил лошадь бея в галоп и исчез, как тень, в ночной мгле и в далях пустыни.
Бей велел предложить ему должность кашифа своей стражи, но Салем ответил, что он предпочитает быть властелином пустыни, а не рабом в Суэце.
— Вот, — продолжал Бешара, — что произошло между суэцким беем и вором Салемом. Берегите же свои сабли, машлахи, кашемировые шали и кошельки, ибо мы находимся сейчас в тех самых местах, где случилась история, которую я вам только что рассказал.
Затем он пожелал нам доброй ночи и удалился, сопровождаемый веселым смехом своих товарищей, которые всегда радовались, если какой-нибудь турок оказывался обманут арабом.
Ночь прошла совершенно спокойно, и наутро мы обнаружили все принадлежавшие нам вещи на своих местах. Вероятно, пока что Салем занимался своим ремеслом в какой-то другой местности.
ХIII. КРАСНОЕ МОРЕ
Наш караван тронулся в путь еще до восхода солнца. С первыми его лучами мы увидели стада газелей, испуганно бросавшихся прочь при нашем приближении. Нет ничего более странного, чем несоответствие между этими грациозными животными и местами их обитания, ведь кажется, что газели созданы для цветущих садов и бархатистых лужаек. Они являют собой очевидное отклонение о суровости и угрюмости, присущей природе этих краев. У меня достало любопытства на минуту съехать с дороги, чтобы взглянуть на следы, которые они оставляют в пустыне. Легкие копыта газелей едва давят на песок, и чудится, будто они мчатся по поверхности земли, подхваченные ветром, горячие и стремительные порывы которого время от времени долетали до нас с юга.
Затем я вернулся на дорогу, тянувшуюся среди костей. На рассвете она сияла на фоне желтого песка, словно серебряная нить. Солнце, еще только поднимавшееся, палило уже нещадно. Арабы призвали нас не подставлять его обжигающим лучам даже малейшие участки наших тел. Однако, несмотря на их советы и принятые нами меры предосторожности, полностью оградить себя от косых утренних и вечерних лучей оказалось невозможно, и мы получили несколько солнечных ожогов, немедленно оказывавших на нас такое же действие, как лечебное прижигание: на обожженном кожном покрове вздувались пузыри, которые через несколько часов опадали; у меня же на протяжении всего путешествия по пустыне каждый вечер на месте прежнего носа появлялся новый.