Тем временем солнце продолжало подниматься над горизонтом и теперь оказалось как раз у нас над головами, так что наши верблюды больше не отбрасывали тени; я отошел на несколько шагов от своего хаджина, спасаясь от его едкого запаха, делавшегося из-за жары еще зловоннее, и лег на песок, с головой укрывшись накидкой Бешары. Через десять минут я почувствовал, что бок, обращенный к солнцу, более не в состоянии выдерживать жару, и повернулся на другой; у меня была надежда, что, когда я зажарюсь окончательно, мне уже не придется испытывать муки: за те два часа, пока длился привал, я не спал ни одной минуты, а лишь ворочался с боку на бок под своей накидкой. Что в это время происходило с моими спутниками, я не знал, поскольку не видел их, а спрашивать, как у них дела, было для меня слишком утомительно; сам же я под своей накидкой ощущал себя черепахой, которую заживо варят в ее панцире.
Наконец, характер наших страданий изменился, и настало чуть ли не облегчение: Мухаммед явился уведомить нас, что пришло время собираться в дорогу; я поднялся. Песок, служивший мне ложем, был таким мокрым, как если бы там вылили бурдюк воды.
Мы вновь взобрались на своих дромадеров, напоминая осужденных на смерть, вялых и безвольных, и даже не спрашивая, в какую сторону нам предстоит идти, ибо были твердо убеждены, что двигаться нужно вперед; однако я все же поинтересовался, будет ли у нас вечером свежая вода; Арабалла, стоявший ближе всех ко мне, ответил, что мы остановимся на ночлег возле колодца: это было все, что я хотел знать.
Однако бессонница, мучившая меня предыдущей ночью, недостаток пищи и состояние постоянной расслабленности, в котором мы пребывали начиная с Мукат- тама, ввергали меня в непреодолимую сонливость. Вначале я пытался бороться с ней, думая о грозящей мне опасности: в падении с высоты пятнадцати футов, пусть даже на песок, не было ничего привлекательного; однако вскоре мысль об этой опасности стала совершенно безотчетной. Мной овладела галлюцинация, подобная той, какую мне уже доводилось испытывать: хотя глаза у меня были закрыты, я видел солнце, песок и даже воздух, однако они изменили свой цвет и приняли необычную окраску. Потом мне стало казаться, что я нахожусь на корабле и вокруг нас плещутся волны моря. Внезапно мне почудилось, что я проснулся, упав со своего дромадера, а тот продолжает двигаться; я хочу крикнуть, позвать своих спутников, но у меня нет голоса; я вижу, как они удаляются от меня, пытаюсь подняться и броситься вдогонку за ними, но не могу удержаться на ногах на этих песчаных волнах, которые разверзаются подо мной, словно вода, и с головой накрывают меня; тогда я пытаюсь плыть, но не помню, какие движения нужно делать, чтобы остаться на поверхности. Среди этих безумных видений молниями проносились восхитительные воспоминания детства, не посещавшие меня уже лет двадцать. Я слышал ласковое журчание ручейка, протекавшего по саду моего отца; мне грезилось, что я лежу в тени каштана, посаженного им в день моего рождения. И тут я испытал два совершенно противоположных ощущения, которые, как мне всегда казалось, нельзя испытывать одновременно: одно мнимое — ощущение близости воды и тени, другое подлинное — ощущение усталости и жажды, и, тем не менее, мысли мои были настолько затуманенными, что я не знал, какое из них было сном. Внезапно меня разбудила острая боль в груди и в пояснице: это удары седельной шишкой и спинкой седла предупредили меня о том, что я и в самом деле начал терять равновесие. Содрогаясь от страха, я открыл глаза: сад, ручей и тенистый каштан исчезли, как призрачные видения; остались лишь солнце, ветер и песок — короче, пустыня.
Так прошло несколько часов, но я уже не вел счет времени; вдруг я почувствовал, что движение прекратилось, и, на мгновение выйдя из состояния сонливости, увидел, что весь караван остановился и собрался вокруг Талеба; лишь мы трое оставались там, где было угодно сделать остановку нашим верблюдам. Я бросил взгляд на Мейера и Тейлора: они, как и я, были сломлены и подавлены этой жарой; я подал Мухаммеду знак подойти ко мне, потому что у меня не было сил самому идти к нему, и спросил его, чем заняты наши арабы и почему они с таким нерешительным видом оглядываются по сторонам. Долина Блуждания вполне соответствовала своему названию: ветер и песчаный горизонт, непрерывно меняющий свои очертания, не давали возможности надежно ориентироваться, так что мы сбились с дороги, и наш Пали- нур, усомнившись в собственных познаниях, решил прибегнуть к познаниям товарищей; наконец арабы пришли к почти единодушному мнению, в каком направлении следует двигаться; мы свернули немного вправо, и верблюды пустились в великолепный галоп. Подлинная опасность, опасность заблудиться и остаться без воды, волшебным образом, вследствие удивительного отклика сознания, изгнала все фантастические видения, не дававшие мне покоя с начала пути; возможно, этому исцелению способствовало в какой-то степени и то, что жара начала спадать. Однако это же самое обстоятельство стало источником нового беспокойства: солнце клонилось к закату, а с наступлением ночи, как мне казалось, отыскать дорогу будет еще труднее. Конечно, есть звезды, но если ветер продолжится, то мы не сможем разглядеть их сквозь тучи песка, которые он кружил над нашими головами.