Когда кормилица ушла, Кателлина, размышляя обо всей их беседе, утвердилась в такой крепкой надежде, что каждый час, остававшийся до прихода кормилицы с мадонной Фьондиной, казался ей годом. Назавтра кормилица, расстаравшись, как обещала Кателлине, привела мадонну Фьондину, которую та встретила с дружелюбным и радостным видом; по некотором промедлении кормилица наконец сказала:
― Мадонна Фьондина, выслушайте Кателлину, которая весьма на вас уповает; я вас прошу ради ее и моей любви сделать то, о чем она вас молит, ибо она в великой нужде.
Слыша это, мадонна Фьондина, обратясь к Кателлине, молвила так:
― Доченька моя, не бойся и ободрись: я тебе обещаю, что ты вскоре получишь великое утешение, так как Дамиата, твоя кормилица, мне сказала, что ты влюблена в Аньелло, а он холоден и не выказывает тебе отрадной любви. Итак, если хочешь, чтобы он разделял твою страсть, дай ему съесть в пятницу то, что я тебе укажу. Возьми сердце живого крота и обезьянье, два человеческих пупка и два миртовых листочка и заставь его съесть все это как сочтешь уместным, на каждую из этих составляющих трижды произнося заклинание, которое я тебе напишу вот на этом листке. А как дашь ему все это съесть, сделай так, чтобы он тебя не видал следующие двенадцать часов, а потом покажись ему, посмотри на него и приветствуй его без промедления; он задрожит, пристально на тебя взглянув, и скажет тебе такие слова, которые ободрят тебя с ним заговорить; и даже если он ничего тебе не скажет, ты увидишь, как он переменился и как глубоко вздыхает, показывая свою страсть; и, наконец, он не сможет жить, не являя на деле, какой пылает к тебе любовью. Ну, поди и разделайся с этим, если хочешь избавиться от своих мучений.
Кателлина все хорошо усвоила и получила заклинание на листке пергамента. Они позавтракали вместе, ведя долгую беседу об этом предмете; наконец оставшись одна, она начала думать, как ей добыть помянутые вещи, и что ей казалось особенно затруднительно, так это человеческие пупки. Но случилось так, что накануне этих бесед юстициарий вынес приговор четырем разбойникам с большой дороги, и Кателлина, увидев, как они идут к виселице, подумала: вот кто может снабдить ее необходимым; и, не доверяясь никому другому, она положила наконец пойти самой за этими пупками и немедленно приготовилась это исполнить. По наступлении ночи, так как Филиппелло Бариле отправился в свои отдаленные имения, она вышла из дому и направилась к месту казней, что находится на морском берегу у края города и обнесено стеной, кроме той стороны, что смотрит на море. Она вошла внутрь; там была лестница; взобравшись по ней, Кателлина принялась вырезать пупок у одного, а вырезав и уложив его в сумку, бывшую при ней, взялась за другого; и между тем как она этим занималась, случилось выглянуть луне, и, где прежде была непроглядная ночная тьма, теперь, мнилось, настал ясный день, так что все можно было разглядеть издалека.
В это время один благовоспитанный и смелый юноша, возвращаясь в одиночестве по ночной свежести из своего имения, где были у него дела, в Неаполь на своей крепкой лошади, оказался неподалеку от места казней и, как часто бывает, направил взор к сему устрашающему зрелищу; и, увидев не только повешенных, но и некое очертанье, казавшееся ему живым, пришел в величайшее изумление, размышляя, каким образом и кто бы это мог качать и тревожить повешенных. Он подъехал еще, полнясь желанием увидеть больше, хотя волосы у него уж поднимались дыбом, так говоря сам себе:
― Это, несомненно, или демон, или человек; если демон, я хочу видеть, чем кончится дело; если же человек, я, конечно, увижу, какую пользу или удовольствие он находит в таком ужасном занятии, чтобы ходить ночью между висельниками. — И с этими словами он пришпоривал коня.
Молодая дама, все слышавшая и видевшая, боясь разоблачения, мигом решила его напугать; спустившись с лестницы и растрепав волосы на манер адской фурии, она двинулась ко входу, куда юноша в нетерпении гнал своего коня. Представ перед ним, она с грозным воем и устрашающим визгом, то почти бросаясь на землю, то подпрыгивая в воздух, добилась того, что конь, испуганный и висельниками, и дикими ее выходками, не хотел идти вперед, но тянул в сторону, поворачивая назад, и пускался вскачь. Но юноша понукал его шпорами, с великим усильем снова и снова поворачивая к женщине, так что конь, уставший противиться, склонил голову и, один раз скакнув, двинулся к ней. При виде этого та бегом пустилась к морю и бросилась в воду, думая утопиться, но юноша следовал за ней и, едва она ушла под воду, ухватил ее за волосы. Она горестно сказала ему: