Многое я уже знала и от искусствоведа Виталия Яковлевича Виленкина, личного секретаря Качалова, преподававшего в школе-студии историю МХАТа.
К знаниям, полученным мною от этих людей, а так же почерпнув их из тех многочисленных книг, которые уже лежали на моем столе, присовокупив к ним книги о Второй мировой войне, о личности Гитлера и о людях из его окружения, которые также должны были стать действующими лицами моего романа, я приступила к работе, назвав его «Две Ольги Чеховы. Две судьбы». Я работала над ним около пяти лет, и смею надеяться, что сей труд даст вам представление об атмосфере театральной жизни и о тех людях, что жили, любили и творили на стыке девятнадцатого и двадцатого веков, а также в тяжелые времена двух революций и войн. Надеюсь, что вы, как и я, полюбите моих героев и, с сожалением перевернув последнюю страницу их жизни, будете о них помнить.
Татьяна
Бронзова
Пролог
Жизнь подобна пьесе, и главное в ней не то, короткая она или длинная, а то, как она сыграна.
Искусство – это область, где нельзя ходить не спотыкаясь.
Чехов – это вечное спотыкание, но спотыкание человека, заглядевшегося на звезды.
Он приблизился незаметно. Тень накрыла цветы и шмеля, за полетом которого с интересом наблюдала пятилетняя девочка. От неожиданности она вздрогнула и обернулась. Садовник! Оля хорошо его знала. Дом ее родителей стоял на окраине Тифлиса у подножия горы, и где-то там, в одном из горных селений, жил этот человек. Каждое утро он спускался вниз по крутой тропинке для работы в саду, а по вечерам уходил опять наверх. Садовник был уже старым, сгорбленным, с всклокоченной густой бородой и такого маленького роста, что походил скорее на гнома, чем на человека. Ну ни дать ни взять настоящий гном! Оля вместе со своей старшей сестрой Адой частенько насмехалась над ним. Садовник ни слова не понимал по-русски, а потому девочки не стесняясь хохотали, давая полет своей фантазии на его счет. Но сейчас Оле было совсем не до смеха. Он смотрел на нее таким мутным взглядом, что на мгновение по ее спине пробежал холодок страха.
– Здравствуйте, – произнесла она по-грузински как можно дружелюбнее. – Посмотрите, какой милый шмель.
– Милый, да-да, очень милый, – с какой-то глуповатой усмешкой проговорил садовник и вдруг схватил ее на руки и так крепко прижал к себе, что у девочки перехватило дыхание.
– Какая ты хорошенькая, – застонал он. – Очень хорошенькая.
Оля извивалась, пытаясь вырваться, а его слюнявый рот уже скользил по ее шее. Девочку передернуло от отвращения и, защищаясь, она изо всех сил впилась зубами в его руку. Садовник вскрикнул, ослабил хватку, и Оля, моментально соскочив на землю, отбежала на безопасное расстояние.
– Если вы когда-нибудь еще сделаете это, я скажу папе! – крикнула она по-русски, так как от возмущения все грузинские слова вдруг вылетели у нее из головы.
И хотя садовник не знал русского языка, ожесточенный тон девочки, видимо, его сильно напугал. Он быстро засеменил прочь по тропинке сада в сторону калитки, а Олечка, вбежав в дом, моментально проскочила в ванную комнату. Скорее смыть с себя эти мерзкие слюни! Намылив руки, она старательно терла лицо и шею. Почему сразу не закричала, когда садовник прижал ее к себе? Почему не позвала на помощь? Может, потому, что вначале эти объятия и поцелуи вызвали у нее неподдельный интерес? Ну конечно. Ведь ее впервые обнимал не отец, а совсем чужой мужчина. Но это любопытство длилось всего несколько секунд! А потом… А потом – только отвращение. Олю передернуло от этих воспоминаний. Брр…
Скрипнула дверь, и в ванную заглянула мама.
– Вот ты где! А я ищу тебя по всему дому… – начала было она, но тут же, увидев, что делает ее дочь, с удивлением спросила: – Ты моешь лицо с мылом? Чем ты вымазалась?
– Грязью, – отфыркиваясь от мыльной пены, пробурчала девочка.
– Но у тебя вода совершенно чистая…
Заставить Оленьку мыть лицо с мылом было всегда большой проблемой, а сейчас она так усиленно терла свою шею, что удивлению матери не было предела. Просто чудо какое-то. «Наверняка какая-то новая игра», – подумала Луиза Юльевна. Она хорошо знала свою дочь. Фантазии девочки были безграничны. «Ну, это хотя бы полезное развлечение», – решила она и вышла, прикрыв за собой дверь.