— Кто тебя знает? — пытаюсь улыбнуться я, но выходит достаточно жалко. — Говорят же, что собаки похожи на своих хозяев!
И тут же мучительно краснею.
Зачем я это сморозила? Такая глупость... Мне очень повезло, что в спальне темно.
Хотя прекрасно знаю, зачем. Я боюсь, что он захочет чему-то большего. А я… Разве я против? Вот вообще нет...
Эти мысли заставляют сильнее вдавить голову в подушку.
— Василис, — внезапно раздается в подкорке низкий хриплый голос, и висок опаляет горячее дыхание. Это Давид придвинулся еще ближе. — Ты должна мне доверять. Я хочу, чтобы тебе было спокойно.
Его голос действует на меня как гипноз. Облизываю сухие губы.
— Я спокойна, — хриплю в ответ. — Ну, почти...
— Можно… — он тянет руку, медленно, словно боясь спугнуть. — Можно я тебя обниму? Я правда не пристаю. Просто, чтобы ты знала — я рядом.
Я колеблюсь. В голове проносятся мысли о моей ситуации, о том, что у меня в животе не его ребенок, о том, что мы и знакомы-то совсем недавно. Но его голос… Этот шепот, это теплое дыхание на моей щеке…
Мне хочется расслабиться. Хоть чуть-чуть.
— Одной рукой, — выдыхаю я наконец. — Только одной. И без лишних движений.
Он усмехается в темноте, я это чувствую, хоть и не вижу. Его рука ложится на мое плечо, а затем чуть ниже, на талию.
Он тянет меня к себе и прижимает — бережно, но крепко, и мое сердце не выдерживает. Прыгает по грудной клетке как взбесившаяся белка. Затаиваю дыхание, но не отстраняюсь.
— Если что не так, сразу говори, — шепчет Давид, продолжая меня тянуть. Его дыхание вибрирует у моего уха, и телу передается эта приятная, будоражащая дрожь. — Я не причиню тебе неудобств, обещаю.
— Хорошо, — отвечаю глухо, уткнувшись в подушку.
Его дыхание, его хрипловатый голос, его тело рядом — все это одновременно пугает и притягивает. Я не знаю, что будет дальше. Просто хочется подольше, чтобы вот так...
А Давид придвигается совсем вплотную.
— Вась, я тут читал, что беременным полезно спать на специальных подушках, чтоб расслабить спину. У меня такой подушки нет, но... — он на миг замолкает, подбирая слова. — Я могу побыть такой подушкой. Хочешь?
— Даже не знаю... — бормочу, чувствуя, как в спину упирается что-то твердое.
Боже, о чем я? Известно же, что...
— Ты такая напряженная, — он поднимается на локте и силой разворачивает к себе. — Почему, Василиса? Ты мне не доверяешь? Просто представь, что я подушка, и все.
От неожиданности и неловкости зажмуриваюсь, хотя в комнате и так темно.
Да при чем здесь ты, Давид! Я себе не доверяю!
Но перебарываю себя и приоткрываю веки. Давид берет мою руку, забрасывает себе на шею. Поддевает за колено и кладет себе на бедро.
— Вот так. А теперь спи.
Сжимает мою талию достаточно крепко, чтобы я почувствовала: он здесь, со мной. И у меня близко-близко подступают слезы. Самое идиотское, что я сейчас могу сделать, это разреветься.
Стараюсь дышать ровнее, чтобы не выдать этого странного, нежного волнения. Кажется, еще чуть-чуть, и я просто растаю и растекусь лужицей по кровати.
— Спокойной ночи, — он шепчет так близко, что я почти вижу его лицо в темноте.
Закрываю глаза и мысленно себя укоряю, что это не нормально — так лежать с почти чужим человеком, подпуская его так близко к себе.
Но ничего не выходит. Мне еще больше хочется, чтобы Давид стал мне по-настоящему близким.
— Спокойной, — еле слышно отвечаю и позволяю себе расслабиться в его объятиях.
Глава 16
Давид
Открываю глаза — передо мной две огромные мохнатые морды. Маламуты. Они забрались на кровать.
Для меня это обычное утро. Вообще, я привык просыпаться от того, как Люсьен меня обильно облизывает. А Байсар громко возмущается. Есть у меня подозрения, что ревнует. Мол, себе найди уже бабу, и пусть она тебя вылизывает!
Взглядом даю понять, чтобы не двигались. Но по их мордам вижу, что послушание долго не продлится.
Люсьен на спящую Ваську взгляд переводит. Как будто спрашивает:
«Из-за нее что ли?»
Я и сам на Василису смотрю. Минутка умиления, перед тем как начнется пиздец.
Васька спит мило. Я даже засматриваюсь. Выпячивает губы, ладошки под щеку сложила. Такая маленькая и миниатюрная. А еще... сука, со стояком делать что-то нужно. Я скоро реально деревья валить пойду. Со своим инструментом.
Тихо выдыхаю, чтобы успокоиться, но стоит мне пошевелиться, как Люсьен, естественно, решает, что этого достаточно, чтобы начать свою утреннюю драму. Она обиженно «вууукает» и тут же носом утыкается мне в пятку.
— Люсьен, тс-с-с, — шепчу, пытаясь максимально сдержать утренние обнимашки. Но, естественно,собаки не понимают, почему это сегодня что-то должно измениться.
Байсар, наблюдающий за всем этим со стороны, приподнимает морду выше. Косо на меня смотрит.
«И это твоя благодарность после того, как мы тебе вчера помогли?»
Именно это я читаю на его недовольной мордахе.
Тем временем Люсьен не сдается. Ее наглая морда уже почти у самой Василисы. Она начинает все обнюхивать. Исследовать.
Я же понимаю, что для Васи открыть глаза и увидеть две наглые морды — это непривычное утро. Поэтому, чтобы избежать криков, визгов и возбужденной реакции собак пытаюсь как-то все притормозить.
— Эй, не вздумай ее разбудить! — одними губами говорю, пытаясь уговорить Люську оставить Василису в покое.
— Ву-у-у-у! — выдыхает она, показывает всю степень своего недовольства.
Василиса приоткрывает один глаз. Я замираю. Люсьен тут же лапами прикрывает свою морду. Все, она спряталась, дальше разбирайтесь сами.
— Что... что происходит? — голос Василисы все еще сонный, и от этого она кажется еще милее.
— Ничего, — улыбаюсь я. — Доброе утро, Вася. У нас тут… утренний разбор полетов.
— Ага… — отвечает Васька, недоверчиво прищурившись и глядя на собак.
Люсьен убирает одну лапу. Выглядывает, проверяет обстановку. Делает на всякий случай максимально жалостливое выражение морды. Байсар издает утробное «хр-р-р», но у меня уже возникает нехорошее предчувствие.
И точно. Как только Василиса оторвала голову от подушки, Люсьен считает, что время обнимашек пришло.
— Люсьен! — кричу я, но уже поздно. Ее язык уже нашел щеку Василисы.
— А-а-а! Она меня облизывает! — восклицает Васька, но вместо того, чтобы запаниковать, вдруг начинает громко смеяться.
Ее звонкий смех разносится по комнате, и это звучит так заразительно, что даже я перестаю дергаться и улыбаюсь.
— Люсьен, хватит, дай ей хоть вздохнуть! — рычу, но собака занята своим утренним ритуалом.
Судя по всему, Василиса ей очень сильно нравится. Она уже прижалась к ней всем телом, весело тявкает и продолжает облизывать ее нос, щеки и даже лоб.
— Она такая милая! — говорит Василиса сквозь смех, пытаясь оттолкнуть Люсьен. Но у нее слабые руки. Вместо этого она начинает гладить ее по голове, по ушам, и Люська тявкает от удовольствия.
— Люся, ты бессовестная! — продолжаю ворчать.
И вот тут на кровать прыгает Байсар.
— Нет-нет-нет, Байсар, тебе туда нельзя! — пытаюсь остановить второго пушистого монстра, но уже поздно.
Байсар запрыгивает на кровать так грациозно, как может только здоровенный маламут, который весит больше Василисы. Он устраивается с другой стороны, обнюхивает Василису, выдыхает ей прямо в лицо, а затем начинает дружелюбно толкаться мордой, требуя свою порцию ласки.
— Ох, ты тоже милый! — смеется Василиса, продолжая одной рукой гладить Люсьен, а другой неловко чешет Байсара за ухом.
Я сижу на кровати и наблюдаю за этим спектаклем. Люся счастливо тявкает, Байсар доволен как слон, Василиса смеется, а я…