— Причины? — бабка поворачивается к нему с выражением «сейчас и ты у меня получишь». — Да какие могут быть причины, а? Он сделал ей ребенка, втерся в доверие, носит на руках, мебель ей покупает, а сказать не может?!
Глава 32
Давид
Баба Люба продолжает наступать, и я выхватываю телефон. Одну руку, свободную, выставляю вперед.
— Стойте, где стоите!
Бабка недовольно бубнит, но останавливается. Дед-предатель с любопытством выглядывает из-за двери, но из комнаты так и не выходит.
Во второй руке у меня телефон, я набираю Романа и включаю громкую связь. Друг отвечает практически сразу.
— Давид, у тебя что-то срочное? Я на родах.
— Срочное, Ромчик. Тут родственники невесты моей интересуются, когда можно будет ей чистосердечно во всем признаться и покаяться. Если что, я на громкой, — предупреждаю приятеля.
— Значит так, граждане родственники, — Ромка сразу же включает режим врача-ментора, — поскольку у пациентки Василисы Великой в анамнезе наблюдалась угроза выкидыша, я как доктор запретил Давиду Даниловичу Байсарову до окончания первого триместра сообщать своей невесте новости, которые могут вывести ее из душевного равновесия. А вам, граждане родственники, настоятельно рекомендую не выводить из душевного равновесия Давида Даниловича Байсарова, поскольку у него впереди еще целых два триместра. Это, конечно, если вы хотите получить здорового внука.
— Правнука, — уточняю, победно глядя на притихших бабку с дедом.
— Вопросы еще есть? — спрашивает Ромка и сам же отвечает: — Вопросов нет. Спасибо за внимание. До встречи в эфире.
И отключается.
Золотой у меня друг.
Баба Люба поджимает губы, смотрит то на меня, то на деда. Дед складывает руки на груди с видом оскорбленной невинности.
— Ну вот, я ж говорил тебе, что зря к внуку моему цепляешься, карга.
— А нельзя было сразу сказать, что врач так сказал?
— Так ты ж рот раскрыть не даешь. Тебе слово, ты сто в ответ!
— Так, все! — резко рубаю рукой воздух. — Успокоились быстро оба. Валерьянки себе накапали или что там у вас есть? Продукты разберите, а то испортятся, пока вы тут будете отношения выяснять.
— Ой, и правда, — машет рукой баба Люба, — что это мы как неродные. Ты, Давид, иди, руки мой, а ты иди, чайник ставь. Сейчас обедать будем. Нам Давид все расскажет. Когда он заканчивается, этот триместр. И когда свадьба. Ты голубцы будешь, Давид? Как раз на плите, горяченькие...
Иду в ванную, мою руки, как тут меня пробивает.
— Подождите, баб Люба. Какие голубцы? — выглядываю из ванной.
— Обыкновенные, — показывает на сотейник, стоящий на плите, — с мясом и рисом.
— А как вы их накрутить умудрились? — вглядываюсь в нее подозрительно. — С поломанной рукой?
Дед надсадно кашляет и скрывается в коридоре. Достаточно резво для пожилого мужчины на костылях с поломанной ногой.
— А что там крутить? — искренне не понимает баба Люба. — Я Да... деду твоему все говорила, что делать и как. Он все сам почти и сделал. Вкусно очень получилось, попробуй!
— Дед, правда, что ли? — ушам своим не верю. — Ты голубцы приготовил?
— Да не делал я ничего, пиздит она, — кричит из комнаты дед, — не верь. Я только мясо на мясорубке перекрутил.
И тут баба Люба удивляет.
— Ну и ладно, — машет рукой, — ну и пиздю. Так и быть. Что, и попиздеть нельзя? Такой день хороший.
Мы садимся за стол. Голубцы пахнут, тут и дед приходит с костылем. Молча садится за стол, баба Люба ему тарелку ставит. Как-то умудряется одной рукой управляться.
А я переживал, чтобы они друг друга не убили!
Закипает чайник, я первым вскакиваю.
— Давайте, я чай заварю.
— Сиди, — поднимается дед, — я сам.
— Так у тебя нога поломана.
— Сиди, сказал. Ты заварки много кладешь.
— Так зато чай будет, а не моча одинокого верблюда, — вступается за меня баба Люба. — А еще дед миллионера!
— А ты вообще молчи, раскомандовалась тут! — прикрикивает дед.
Вижу, что сейчас снова начнется скандал и гашу его на корню.
— А можно добавки? Такие голубцы вкусные получились, дед, не ожидал.
Дед краснеет, наливается багрянцем, буркает что-то и отворачивается. Баба Люба с довольной ухмылкой подкладывает мне еще порцию.
— Так когда этот триместр заканчивается? — спрашивает баба Люба, когда я расправляюсь и с добавкой.
— Вот через две недели. Мне сейчас в город надо будет уехать, я потом Василису заберу, мы к Ромке на прием сходим. Дальше я ей хочу предложение сделать и все тогда рассказать. Только чтобы до того времени никто из вас не проболтался.
***
Я смотрю на экран монитора и чувствую, как внутри меня одновременно стартует паника, восторг и какой-то совершенно детский ступор.
Маленький черно-белый силуэт реально существует, прямо там, внутри Васьки, и это ощущение сносит мне крышу быстрее любого адреналина.
Не то, чтобы я идиот, и не догадывался до этого, просто... Как-то захлестнуло. Эмоциональным слишком стал.
— Это...? — не удерживаюсь я от идиотского вопроса.
Ромка косит на меня взглядом и ухмыляется, явно наслаждаясь моей растерянностью:
— Оно самое. Уже полноценный человечек. Вон, ручки, ножки, даже пальцы есть, если зрение не подвело.
— Пальцы?! — Я резко наклоняюсь ближе и чуть не сшибаю Ромку плечом. — Уже сейчас? Так рано?
— Байсаров, аккуратнее, — смеется Ромка. — Не урони нас с Василисой на пол от избытка эмоций. Все в норме, это второй триместр, пора привыкать.
Я тут же перевожу взгляд на Ваську. Она улыбается, глядя на экран с таким счастьем, что сердце у меня сжимается и падает куда-то вниз.
Моя женщина. Наш ребенок. Меня конкретно накрывает, и я машинально хватаю ее за руку и стискиваю пальцы. Василиса мягко отвечает на мое касание и поворачивает ко мне лицо.
В ее глазах горит такое счастье, что мне хочется одновременно выдохнуть с облегчением и заорать во все горло.
Когда осмотр заканчивается, Ромка спокойно заявляет:
— Все отлично, малыш развивается идеально. Продолжаем пить витамины, отдыхать и поменьше нервов.
Василиса осторожно вытирает гель с живота салфеткой, улыбаясь мне так, будто это я УЗИ сделал, а не Ромка. А я резко поднимаюсь, проглатывая комок в горле, и обращаюсь к Ромке:
— Ром, выйдем на минутку?
Он кивает и выходит за мной, за дверь. Как только мы остаемся наедине, я нервно запускаю руку в волосы и выпускаю сдавленный воздух:
— Ты видел это? Пальцы! Уже пальцы, мать твою! Еще вчера он был просто… эмбрионом, а сегодня уже человек!
— Давид, это нормально, — давится смехом Ромка. — Пальцы обычно появляются именно у людей.
— Ты не понимаешь, — я смотрю на него как на идиота. — Он же такой маленький еще, но уже настоящий человек. Это офигеть можно!
— Байсаров, осторожно, конечно, но тебе уже можно, — улыбается Ромка и похлопывает меня по плечу. — Можно все и даже больше. Радуйся и привыкай.
Я киваю, понимая, что он прав. На секунду снова смотрю на дверь кабинета и тихо, уже без улыбки, добавляю:
— Я ей все расскажу. Уже не могу скрывать. Она должна знать.
Заебался я уже в эти шарады играть. Признать хочу. Да и бабка Василисы достала уже, честное слово. Каждый день напоминает.
Ромка хмурится и смотрит на меня с явным сомнением.
— Давид, а еще подождать — вообще не вариант?
Я тяжело выдыхаю и качаю головой. Таких вариантов не предусмотрено.
— Ром, у меня там целая армия из деда с бабкой. Если я сегодня ей не скажу, завтра ей все расскажет кто-нибудь из них, причем обязательно так, что меня захочется придушить прямо на месте.
Ромка сдержанно усмехается, но взгляд у него остается напряженным.