Как Василисе вместо воды спирт подсунули. Как я ее в темноте за девушку легкого поведения принял. И как потом узнал, что она беременная.
— Она если поймет, что это я, сразу нахуй пошлет, — резюмирую свой рассказ. — А еще яйца обещала отрезать. Она же на хирурга учится, скальпель в сумочке постоянно носит.
— Мда... — тянет дед, задумчиво поглаживая подбородок, — что тебе сказать. Не завидую я твоим яйцам.
— Я им сам не завидую, — хмыкаю. — Так что, дед, поможешь?
— А как же, — хитро зыркает он из-под густых бровей, — то, что ты ебанько, это я и без тебя знаю. А ради статуи Свободы чего ж не помочь. Меня в этой истории одно смущает.
— Что именно?
— Что теперь твоими молитвами эта тюрьма народов моей родственницей станет.
— Тюрьма? — непонимающе головой мотаю. — Какая еще тюрьма?
— Да Горгона эта, — плюется дед и кривится, будто лимон сжевал, — карга. Бабка твоей Васи. Это ж не женщина, это тюрьма народов.
— Ну знаешь, — решаю вступиться за бабу Любу, — ты сам виноват. Не умеешь, не берись. Сорвал людям кран, залил весь стояк до первого этажа, им теперь жить негде.
— Кто не умеет? — вскидывается дед. — Это ты рукожопый, ничего не умеешь. Ищешь, кому бы заплатить. А я нормально все сделал. Так у этой Горгоны же рот не закрывался. Стояла рядом, подгавкивала. «Тяни давай, еще затягивай, нормально затяни, слабак!»
Дед так похоже копирует Васькину бабку, что у меня возникает ощущение дежавю. Она мне тоже мешала и подгоняла. Так что сильно наезжать на деда нечестно.
— Мне просто не повезло, — ворчливо продолжает дед, — надо было не слушать эту аферистку. Она же специально подгавкивала, чтобы я этот ебучий кран сорвал, квартиру залил и ей на халяву ремонт сделал. И я попался как ебанько. Говорю ж, тюрьма народов...
— Ладно, дед, — смотрю на часы, — поехали в палату, пока тебя не хватились. И давай, пока Василиса ничего не знает, мы с тобой просто однофамильцы. По рукам?
— По рукам, — кивает дед.
Берусь за ручки каталки и выруливаю обратно в коридор.
— Если кто спросит, я тебя просто подвезти взялся, — инструктирую деда.
— Да понял я, я ж не такое ебанько, как ты, — буркает он. Но когда подъезжаем к отделению, окликает.
— Дав, стой.
— Чего? — торможу.
— Так где ж они теперь жить будут?
— Кто «они»?
— Василиса твоя. И эта ее... тюрьма народов, — дед отворачивается, и я прячу улыбку.
Он у меня такой. Пиздливый, но добрый. И совестливый.
— Не сцы, дед, все ок. Я соседям денег на ремонт дал, завтра на квартиру бригаду пришлю. А Василису с бабкой в отель поселю.
— О, о, понеслось! — ворчит дед. — Тебе лишь бы деньги транжирить. Я и сам бы ремонт сделал потихоньку, а он сразу бригаду!
— Куда тебе с ногой поломанной, — возражаю, а сам мысленно не перестаю улыбаться.
***
Дед у меня все-таки мировой. Мы с ним много что обсудили. Он так нервничал по поводу бабки Василисы, что мне показалось вот-вот предложит ее у себя поселить. Но пока сдержался.
Дед меня отпустил только после того, как я клятвенно пообещал покормить кота, и завтра утром прийти к нему снова.
Про лампочки еще трещал и горячую воду. Это я уже мимо ушей пропустил.
Чтобы вы не думали, что все это шутки. У меня в кармане список лежит. Дед сам лично написал. От руки:
КОТА КОРМИТЬ (А ТО СДОХНЕТ!)
ЛАМПОЧКИ НЕ ВКРУЧИВАТЬ (ЭКОНОМИЯ)
КРАН НЕ ПЕРЕКРУЧИВАТЬ (УЖЕ ЧИНИЛ!)
В ТУАЛЕТ — БЕЗ СВЕТА!
Дед неисправимый, сколько бы я денег ему ни присылал, он все равно экономить будет. На памятник он, бляха, собирает. Ну дед... А теперь мы всему подъезду ремонт сделаем. Сэкономил.
Василису решил сегодня уже не трогать. Немного с мыслями соберусь и завтра приеду. После дежурства ее заберу. Отвезу в отель отоспаться. Потом обсудим дальнейшие действия. Бабку ее куда-то пристроить нужно. Иначе Васька никуда не поедет. Есть у меня идеи по поводу бабки... Но нужно еще обдумать. Переспать с идеей.
Выхожу из больницы и сразу натыкаюсь на парочку местных бомжей, которые явно уже нашли себе уютное местечко.
Один сидит на низком бордюре, натянул капюшон так, что лица почти не видно, и мирно дремлет. Рядом развернулся его напарник, полностью поглощенный делом: перед ним целая армия голубей, и он активно жестикулирует, как будто разъясняет им стратегию великой голубиной битвы.
— Ну вы-то что, братья, на мою территорию претендуете, что ли? — слышится от него. — У каждого ведь свое место под солнцем! — Он громко вздыхает и бросает голубям кусочки хлеба. Голуби, то подпрыгивая, то отскакивая, следят за каждым его движением, не зная, чего ожидать дальше.
Стою, наблюдаю, и, блин, ловлю себя на мысли, что, если бы меня тут не ждали более важные дела, я бы посмотрел этот бесплатный спектакль до конца.
Глядя на эту картину, усмехаюсь: вспоминается Машка со своими «трудягами», которых она притащила для откачки воды в квартире Василисы. У Машки, конечно, методы свои, но зато какой эффект!
Набираю ее номер, слышу пару гудков, и тут же меня встречает тяжелый, полуукоризненный вздох.
— Алло, — отвечает Мария, и в голосе слышится что-то вроде скрытой угрозы. — Слушай, Байсаров, я скоро деньги начну брать за такие частые звонки. И сразу предупреждаю: я тут картошку жарю. У меня перерыв. Надеюсь, ты намеки понимаешь?
— Мария, какие перерывы? — не могу сдержать усмешку. — Васька с бабкой, вообще-то, без крыши над головой остались, а ты тут в расслабленном режиме.
— Давид Данилович, — еще один тяжелый вздох. Мне повезло, что Мария очень сильно хочет на отдых, а то послала бы меня уже далеко и надолго, — мы с тобой на нон-стоп работу не договаривались. Уже голова кругом идет от ваших дедов-бабок и потопов. Вот если так тебе нужно поговорить, приезжай. С меня — картошка, с тебя — пузырь коньяка. После такого дня выпить — это святое.
На секунду задумываюсь. «Жареная картошка» звучит очень вкусно, да и выпить бы я не отказался. А собутыльника здесь искать можно три года. А Мария на эту роль подходит как никогда. Тем более поговорить нам точно нужно. Хочу спросить ее мнение по поводу... скальпеля. Может, что посоветует.
— Ладно, — говорю, сам подавляя усмешку, — так и быть. Принесу коньяк.
— Вот и отлично, — отвечает она, явно уже довольная. — И смотри, если тебя не будет через двадцать минут — картошка остынет, и на разговоры не рассчитывай. И помни, я картошку бесплатно не жарю!
— Учту, учту, — усмехаюсь. Убирая телефон в карман.
Прикидываю, успею ли за двадцать минут покормить Василия и купить пузырь коньяка.
Нужно сказать, что кот явно не оценил моих стараний. Стоит мне только открыть дверь, как он тут же на пороге появляется. Орет недовольно и хвостом по полу лупит.
Взгляд тоже не самый дружелюбный. Еще и орать начинает. Еду требует.
— Разбаловал тебя дед, Васька.
В ответ Василий пустую миску переворачивает. Та со стуком по полу катится.
Все предельно просто: не пизди, приступай к делу!
Глава 8
Давид
Даже если бы я не знал Машкиного адреса, нашел бы ее квартиру по умопомрачительному запаху жареной картошки.
— Успел, — одобрительно кивает Мария, когда я вваливаюсь к ней в квартиру с полным пакетом из местного супермаркета в одной руке и подушке для беременных в другой. — Шустрый ты, Байсаров.
— Еще бы, — киваю самодовольно и всовываю ей в руки пакет вместе с подушкой, — вот, держи.
— А это что? — Машка удивленно рассматривает подушку, но в отличие от меня она более продвинута в таких вопросах. — Это же для беременных, да? Это ты Ваське купил?
— Да, — киваю, — надо чтобы ты ей как-то ее передала. Только, чтобы она не знала, что это я купил. Ну где там твоя картошка? Жрать хочу, умираю.