— Да, — сказала я, — наверное, это правда.
Отец навестил меня спустя две недели нахождения в рехабе[1]. Мне по-прежнему было невыносимо стыдно перед ним, но я была очень рада его видеть. Чувствовала, что обо мне помнят. За пределами этого места продолжает идти жизнь, и, кроме режима уборки и программы реабилитации, в этом мире есть что-то еще. Мы гуляли по двору, на улице было душно, солнце скрылось за тяжелыми тучами. После долгого разговора ни о чем, я сказала:
— Ты не ответил на прошлой неделе, когда я звонила.
— Если я не отвечаю, значит, работаю, — объяснил папа. — «Нитл Граспер» скоро начнут записывать альбом, нужно, чтобы к тому времени все было готово.
Я вздохнула. Не винила отца за занятость, но мне, правда, было грустно, когда в свободное время все болтали с родными, а мне никто не отвечал.
— Мне выдают телефон раз в неделю по субботам с пяти до шести. В следующий раз, пожалуйста, ответь…
— Я постараюсь, Бельчонок.
— Ты привез мне плеер? — я сменила тему.
— Конечно, как просила! — радостно ответил папа.
Мы прошли внутрь клиники, и он достал из рюкзака большой прибор, который я видела первый раз в жизни.
— Ого! И как этим пользоваться?
Отец закатил глаза и ответил:
— В мое время были только такие.
— Пап, не начинай, а?
Он улыбнулся и принялся объяснять. Дело в том, что здесь были запрещены телефоны или любые другие программируемые устройства. Музыку слушать было можно, но только с плеера, который проигрывает диски. До этого я даже не знала, что такие существуют.
Отец привез мне свой старый, но наушники взял новые. Было приятно, что он обо всем позаботился. Когда папа показывал мне, как открывать дисковод и воспроизводить песни, я спросила:
— А диски взял?
— Ну, конечно, взял.
— Как я просила?
— Не все получилось достать, но большинство да.
Я стала копаться в них в надежде увидеть самые желанные…
— Где «Нитл Граспер»? — возмутилась я.
Папа устало вздохнул. Я никогда специально не слушала эту группу, но сейчас мне было жизненно необходимо услышать голос Тома.
— Я привез все альбомы, — сказал он, в то время как я увидела нужные обложки.
— Спасибо, пап! — Я улыбнулась.
Немного помедлив, обняла его. Он погладил меня по голове и сказал:
— Белинда, я очень хочу, чтобы ты справилась. Не забивай свою голову ничем лишним, прошу тебя, думай только о выздоровлении.
Я отстранилась от него и неловко кивнула.
— Ты же знаешь, что наркомания не лечится. — Попыталась перевести тему. — Болезнь может только уйти в ремиссию.
Отец поджал губы. Наверное, он подумал, что я, как обычно, ничего не поняла, но это не так. Папа не хотел, чтобы я вспоминала о Томе. А я не могла о нем не думать. Я буквально жила только благодаря мыслям о нем. Мне было больно, но я изо всех сил держалась за мгновения, что у нас с ним были. Я не могла его отпустить, наверное, умерла, если бы сделала это.
— Ты по-прежнему слушаешь его песни? — спросила миссис Томпсон.
— Да… — протянула я, — каждый день.
— И что ты чувствуешь?
Я опустила голову и снова посмотрела на свои пальцы. В горле и глазах закололо. Когда дело касалось Тома, я начинала плакать.
— Мне больно, — ответила тихо, — мне очень больно. Я сделала ему столько дерьма, что не могу об этом думать…
Слезы полились из глаз, и я всхлипнула. Потом выдавила из себя:
— Простите…
— Ничего страшного, — ответила миссис Томпсон и протянула мне коробку салфеток.
Я взяла, но лицо все равно вытерла руками.
— Что ты сделала Тому? — спросила она.
— Я была ужасной эгоисткой… Вообще не думала о нем, о его чувствах, о том, как ему сложно… Я просто хотела, чтобы он был мой, мне нужен был этот сумасшедший кайф рядом с ним. А что происходит с Томом, мне было неважно.
— Но ведь быть эгоистом — нормально.
— Не до такой степени. Я ведь люблю его по-настоящему! Как можно было так наплевательски к нему относиться? — Мой голос сорвался, пальцами я поймала слезы у глаз и смахнула их. — Но я поняла это только сейчас, когда мы больше не вместе, и в этом нет никакого смысла.
— Он бросил тебя в самый тяжелый период жизни, — напомнила миссис Томпсон. — Это тоже было эгоистично, ты так не считаешь?
— Он… — я запнулась, потому что никогда не думала в таком ключе. — Ему было плохо, понимаете? Правда плохо, я видела. А еще я устроила ему ад на земле. Слабо понимаю, как он вообще продержался так долго и не послал меня раньше. Нет, его можно понять.