Он пододвигает лист бумаги к Шерон, и, пока та читает список нужных лекарств и рекомендаций, Эрик уходит из кухни. Он поднимается в комнату Чарльза.
В доме тихо. Кроме семейства Ксавье, пары охранников и двух домработниц, больше никого нет.
Чарльз один, Эрик понимает это еще до того, как открывает дверь. Ощущая невесомое телепатическое прикосновение к своему разуму.
— Привет.
Он входит в комнату нерешительно, не уверенный, стоит ли беспокоить телепата. Но тот сразу же поворачивает голову в его сторону и приветливо улыбается.
— Я так давно не был один в помещении… То есть был, конечно, когда находился в теле Мойры. Но не в своем уж точно.
— Мне уйти? — Эрик стоит посреди комнаты, не зная, как лучше поступить.
— Нет, пожалуйста, — в его взгляде на секунду мелькает испуг. — Это… Все это как-то странно, знаешь. Я в этом доме. И мне тут сказали, что моя мать умерла, хотя я только что видел ее живой и здоровой. А еще Мойра в инвалидном кресле… Я слышал ее разум внизу. В общем, я слегка запутался, друг мой, если честно.
Эрик садится на стул, придвинутый к кровати Чарльза. Тот выглядит растерянным и беспомощным, завернутый в теплый плед до самого подбородка. И Эрик ощущает, как он ищет ответы в его разуме, скользя по самому краю сознания телепатией, на границе восприятия. Но Эрик, словно тонко настроенная антенна, чувствует чужую силу.
— Думаю, ты не один здесь такой.
Они просто сидят в тишине, прислушиваясь к шуму дождя за окном. Погода нынче достаточно отвратительна, чтобы никто не горел желанием рассматривать на рассвете уезжающих из дома подозрительных личностей.
— Спорю, ты не терял куски памяти и не спрашивал у своей матери, которую встретил двенадцать лет спустя, почему она перекрасила волосы?
Эрик горько смеется, и Чарльз неловко улыбается. Они оба чувствуют себя солдатами, вернувшимися с войны и неспособными вот так просто вписаться назад в мирную жизнь. Эрику слегка совестно думать о себе так рядом с человеком, чья жизнь свалилась в пропасть на столько лет. Может, это потому что телепатия Чарльза все еще касается его разума?..
— Постой… Сейчас я не использую силу, но ты все равно можешь разговаривать со мной мысленно! — Эрик вскидывается, внезапно понимая, что казалось ему странным все это время.
«Как такое может быть?» — он спрашивает мысленно, но Чарльз смотрит на него, прекрасно слыша вопрос в голове.
«Я… Не знаю, если честно. Может, эффект от того, что ты сделал в Церебро, еще держится?»
— Кстати… Что я вообще сделал? — Эрик поднимает вопросительно бровь, надеясь узнать у Чарльза ответы.
И тот впервые за их разговор выглядит уверенным, и выражение побитого и растерянного щенка пропадает с его лица.
— Я говорил, что особенности магнитного поля твоих нейронов защищали тебя от телепатии? Когда ты прикоснулся к моей голове, то настроил меня на свою частоту или что-то вроде того. Получился телепатический канал. Я смог обмануть Церебро, используя твою силу. Оставил что-то вроде магнитного послеобраза на электродах, заставив их считывать информацию с самих себя.
Эрик вдруг вспоминает, как сбежал из клиники: аппарат для измерения пульса и давления продолжил работать без пациента. Тогда он сделал это неосознанно, не задумываясь, как именно влияет на прибор. Словно всю жизнь умел нечто подобное. А Чарльз только что разобрал по полочкам его действия. Было немного обидно за себя, что он знает столь мало о своей мутации. Вот если бы он пошел тогда учиться на физическую кафедру…
— Эрик? — голос Чарльза выводит его из задумчивости. — Твоей маме удалось спастись? — он явно не помнит, но по взгляду видно, что догадывается об ответе.
Эрик просто качает головой. Ему не хочется, чтобы Чарльз сейчас прочел в его голове эгоистичную детскую обиду на то, что мать Ксавье оказалась жива, и Чарльз смог вернуться в полноценную семью. А у Эрика не осталось ни одного близкого человека.
— Мне так жаль, друг мой… Прости, я не смог вспомнить об этом.
— Ничего. Такое бывает со старыми склеротиками, — Эрик пытается отшутиться, но взгляд Чарльза грустен и серьезен.
— Я думаю, ты сможешь навестить ее, когда ситуация немного уляжется. Мама рассказала мне о том, что случилось за последние дни.
Эрику вдруг приходит на ум одна мысль, и вся его поза меняется. Чарльз улавливает его беспокойство.
— Я хотел спросить… Возможно, ты помнишь, видел… пока был в Церебро. Того человека, который убил мою мать.
Чарльз выглядит напряженным, разглядывая лицо Эрика и будто раздумывая, что ответить. Эрик скрещивает руки и откидывается на спинку стула, увеличивая расстояние между ними, пытаясь отгородиться от телепатического контакта. Он хочет просто знать правду. Чарльз, наконец, качает головой.
— Я не знаю…
— Его звали Джейк, он работал с Шоу давно, помогал Страйкеру раньше, делал грязную работу…
— Да, я знаю, о ком ты. Но лишь потому, что он часто бывал в Церебро на дежурствах. Ты же был подключен со мной к машине, Эрик, ты должен понимать, что я не могу видеть и помнить каждый эпизод чужих жизней… Даже если я касался его разума, когда он находился рядом с твоей мамой, я просто не смог бы это отследить. Церебро направляло мою активность в определенное русло. Я не был волен выбирать…
На лице Эрика непроницаемая маска, и Чарльз чувствует себя виноватым.
— Догадываюсь, о чем ты думаешь, Эрик. Я уверен, что очень хотел, но не мог ей помочь.
— Я не виню тебя. В смерти моей матери виноват только Шоу. И он еще получит свое, когда мы отыщем этого ублюдка. Я лишь хотел знать, что двигало тем человеком, когда он… сделал то, что сделал. Кто-то из людей Шоу убил его. Так что мне нет смысла разыскивать его.
Чарльз кивает, и Эрику кажется, что он ощущает поддерживающее прикосновение ладони к своему плечу. Хотя, конечно, это только иллюзия, порожденная его разумом.
Очевидно, телепатический канал, возникший в Церебро, остался открытым. Да… Навряд ли они смогли бы провернуть что-то подобное, если бы Эрик сел в то кресло под действием подавителей… Он больше не хочет думать о том, что было бы если, и о том, что уже случилось. Слишком много дерьма свалилось на их головы за последние недели.
Он предлагает Чарльзу отвлечься и сыграть в шахматы. У них нет доски, а Чарльз не может двигать фигуры, поэтому они оба закрывают глаза и играют мысленно…
Чарльз отказывается уезжать из этого дома, и Эрик видит, что Шерон расстроена, но с уважением принимает его решение. Куда больше их удивляет то, что уезжать не хочет Мойра. В отличие от брата она воспринимает брак матери с Куртом Марко и рождение их ребенка с куда большей агрессией. Эрик не слышит скандала и не видит ничьих слез, но напряжение между женщинами витает в воздухе. Радость от первой встречи после спасения проходит слишком быстро. Для Мойры живая Шерон — не сюрприз, а еще одна обида. Мать, которая сделала лишь один-единственный незначительный ход с фотографией ради спасения своих детей; которая выходила замуж, рожала и жила в свое удовольствие, пока Мойру калечили и держали взаперти. Шерон выглядит подавленной и немного злой, но не решается настаивать.
Чарльз переживает по этому поводу, зная благодаря телепатии больше, чем видит и слышит Эрик. Но Эрик говорит, что им всем нужно время, чтобы принять новое положение вещей. И пусть разумом он понимает аргументы, приведенные Шерон в пользу ее поведения, сердцем соглашается с чувствами Мойры.