Мы не отвергаем ни одной грани могучего таланта Агриппы, но сейчас нас интересует только его честолюбие.
Читаем у Диона Кассия: «Агриппа в Риме воздвиг храм, названный Пантеоном, в 25 г. до н. э. (храм всех богов). Называется этот храм так, быть может, благодаря изображениям многих богов на пьедесталах статуй Марса и Венеры. Я же думаю, что название происходит от того, что храм имеет вид фолоса[61], напоминающего небо. Агриппа хотел там водрузить статую Августа и присвоить зданию его имя. Но так как Август не разрешил ни того, ни другого, Агриппа поставил там статую первого Цезаря, а в преддверии храма — статую Августа и свою собственную»[62].
Достаточно яркий пример честолюбия.
Буквально через несколько месяцев возник основной конфликт между Августом и Агриппой.
Август, по общему мнению, был одним из самых выдающихся правителей Древнего Рима. Но забота об империи нисколько не умаляла его помыслов о семье. Цезарь страстно хотел внуков, ему надо было кому-то оставить империю.
В 25 г. до н. э. он выдает замуж свою единственную дочь Юлию. В мужья ей он выбрал сына своей единственной сестры Октавии, Марцелла. Свадьба двоюродных брата и сестры, двух бесспорных претендентов на наследство, должна создать в лице их внуков династию. И менее умный человек, чем Август, мог прийти к подобному выводу. Тем более, что, как сказал историк Веллей Патеркул: «…он [Марцелл] был юношей с врожденными добродетелями, с радостным настроением духа, с талантом, достойным участи, которая ему предназначалась»[63].
Тот же историк пишет: «Люди думали так: случись что с Цезарем, он [Марцелл] стал бы преемником его власти, но сомневались в том, что к этому спокойно может отнестись Агриппа». И далее: «После его [Марцелла] кончины возвратился Агриппа [он перед этим отправился в Азию под предлогом государственных дел, но, как гласит молва, на время скрылся из-за тайной вражды с Марцеллом] и взял в жены дочь Цезаря Юлию — она была до того замужем за Марцеллом, — женщину, не принесшую счастья ни ему, ни государству».
Агриппа, без сомнения, второй человек в государстве — по родству: он женат на одной из дочерей Октавии; по военным заслугам: он крупный военачальник, и только ему Август обязан своей победой над Антонием, а это значит и империей; и, наконец, по таланту: он выдающийся инженер, Леонардо да Винчи своего времени. Пока Юлия была девочкой, он всерьез не задумывался над проблемой ее замужества. И вдруг с горечью понял: нет, он вовсе уже не второй, а только третий человек в империи. Он знает, с каким нетерпением ждет Август внуков от Юлии, а после рождения внука или внуков ранг Агриппы еще понизится — он будет четвертым или пятым, но никогда больше не будет вторым.
Праздник империи — не для Агриппы. Марцелл, ввиду знатности рода и легкости характера, уверенно выдвигается на предназначенное ему место, он эдил, его любят. Все происходящее он воспринимает как должное, а как же иначе? Агриппа понимает, что ход событий именно таков, но сердце его не может примириться с этим. Проходит всего несколько месяцев, их противостояние усугубляется. Агриппа понимает, что апеллировать к Августу бесполезно, да это и не в его характере. Он собирается и внезапно в конце 25 г. до н. э. уезжает в Митилену, известную тем, что именно отсюда начал свой последний путь Помпей Великий на Лесбос. Август искренне огорчен, но он не видит выхода из создавшейся ситуации. Несколько месяцев замужества дочери открыли ему глаза на то, что такое ревность мужчины, ревность его лучшего друга. Агриппа ревнует. Август пытается его вернуть во время поездки в Азию в 24 г. до н. э., но безуспешно.
К счастью, судьба быстро развязывает этот узел. В 23 г. до н. э. Марцелл, теперь уже верховный жрец и эдил, внезапно умирает. Историки глухи на этот счет. Слишком много внезапных смертей в ту эпоху.
Ранее обзор этого события был выполнен Ф.Ф. Зелинским и заслуживает быть приведенным полностью.
«В 25 г. была отпразднована свадьба Марцелла и Юлии; на 24-й год ждали рождения младенца. Тотчас бы по всему подвластному Августу миру помчались гонцы приглашать народы в Рим на великое искупительное торжество, которое состоялось бы в следующем, 23 году. И Гораций предполагал украсить это торжество своей поэзией; ода 1.21:
была, по всей вероятности, написана в ожидании его. Так велика была повсеместная уверенность, что Фортуна не откажет Цезарю в этом новом драгоценном подарке.