– Что именно?
Неужели это нужно объяснять? Неужели он не чувствует того же?
– Ожидание. Разговоры. Думы. Все это ни к чему. Лили сделает то, что захочет сделать, и вернется домой, когда захочет вернуться. И в перспективе – будет со мной, если захочет быть со мной.
– А ты хочешь быть с ней?
– Да!
– Она знает об этом?
– А ты как думаешь?
– Понятия не имею.
Зашибись. Вот это вообще не утешительно ни разу. Но я тут же почувствовал себя глупо за желание получить утешение, не заслуживая его.
– Парадокс, правда? – заговорил Лэнгстон. – Люди, которых мы знаем лучше всех, которых мы любим больше всех, порой заставляют нас чувствовать себя так, словно мы не знаем их совершенно. Я могу сказать тебе, какие Бенни ест каши, назвать тебе излюбленную пару его носков и указать момент в фильме – в любом, – который растрогает его до слез. Я знаю, как он завязывает галстук. Знаю прозвища, данные им всем его двоюродным братьям и сестрам. Знаю, когда ему разбили сердце в третий раз. И в седьмой. И в десятый, который и считать-то не стоит. Но иногда ему вдруг неожиданно нравится что-то или он хочет чего-то, что, как я думал, ему никогда не понравится и чего он никогда не захочет. Или наоборот, ему не нравится что-то или он не хочет чего-то, что, как я думал, ему обязательно понравится и он обязательно захочет. В такие мгновения приходят пугающие мысли: может, я совсем его не понимаю и ошибаюсь во всем, что касается его, включая и наши отношения?
– И что ты тогда делаешь? – спросил я. Мне действительно нужно было знать. Никто другой мне этого сказать не мог. Ни один из друзей еще не достиг в отношениях этой стадии, а родители, достигнув ее, рухнули вниз.
– Жду. Напоминаю себе, что мне необязательно знать и понимать все; что в наших сердцах всегда будут неизведанные уголки. Я перестаю цепляться за то, каким себе его представляю, и вновь его узнаю.
– Проблема не в том, что я Лили не узнаю. Просто ее… почти никогда нет рядом.
Лэнгстон вздохнул.
– У нее сейчас напряженная жизнь. Много всего происходит.
– Я это понимаю. Правда, понимаю.
– Я сказал это не для того, чтобы расстроить тебя, а для того, чтобы приободрить.
– Тебе не удалось ни того ни другого.
– Слушай, я тоже переживаю. Решение съехаться с Бенни далось мне тяжело именно из-за Лили. Как оставить ее? Если честно, я даже собирался отказать. Не мог вообразить себе, как это сделаю. Но Бенни задал мне по-настоящему хороший вопрос: «И кому ты поможешь, оставшись?» Он имел в виду, что Лили должна найти свой путь самостоятельно. Должна повзрослеть и выйти за пределы нашей квартиры, нашей семьи. Мне не понравится ее поиск своего пути точно так же, как ей не нравится мой. Но если мы не двинемся дальше, то так и застрянем на всю жизнь на одном месте.
В разговоре с Лэнгстоном я уже перестал принимать все его слова на свой счет и поэтому понимал: размышляя о пути Лили, он говорит не обо мне с ней, а о себе с ней.
– Мне пора в школу, – сказал я ему.
Хотелось, чтобы он возразил и чтобы не возражал.
– Неплохая идея, – отозвался он. – Тут, на пароме, хватит и одной пары глаз. Не волнуйся, когда найду Лили, расскажу ей о приложенных тобой усилиях.
Да, этот день многое изменил. Раньше бы я посчитал его слова насмешкой. Теперь я знал – они искренни.
Будет безумием, если, завоевав сердце брата Лили, я потеряю ее саму.
Я попытался не думать об этом.
Не получилось.
Когда паром в очередной раз причалил к Бэттери-парк, я с него сошел. Паром снова отплыл. Лэнгстон стоял на палубе.
Я кивнул ему.
Он кивнул в ответ.
А потом паром уплыл, оставив позади себя волны.
Другой бы на моем месте пропустил школу. Взял бы выходной и завалился спать. Но мне хотелось отвлечься за дружескими разговорами о планах на зимние каникулы. Хотелось убить время за последними уроками.
Во всяком случае я так думал, пока не добрался до школы. Мне было совершенно не до занятий. Я постоянно доставал мобильный проверить, нет ли новых сообщений. Об исчезновении Лили сообщили в новостях, и куча народу вывалила свою озабоченность на меня. Друзья спрашивали, могут ли чем-нибудь помочь. Друзья спрашивали, хочу ли я с ними об этом поговорить. Друзья спрашивали, куда она делась, как будто я держу это в секрете, но им, конечно же, расскажу – только им и никому больше.
Позвонил отец.
«Удивительно, что он тоже обеспокоен», – подумал я.
Однако сняв трубку – ну и дурак! – обнаружил, что звонок не имеет никакого отношения к Лили.
– Лиза хочет убедиться, что ты будешь справлять с нами Рождество, – сказал он. – Ей нужно подтвердить бронирование столика, а за число гостей отвечаю я.