— Нет, — улыбаются они, качая лысыми головами, и я вспыхиваю от смущения. Из головы улетучиваются все знакомые слова, кроме muñeca, — «куколка», так в Буэнос-Айресе ласково называют девушек.
— Танго, — твержу я, будто заветное слово способно помочь. — Я здесь ради танго. — Показываю на площадь, где высокий мужчина с «конским хвостом» на голове танцует с женщиной в черно-красном. Это Индеец — известный городской милонгеро, предмет обожания местных дам. Лицо старика озаряет понимающая улыбка.
— А да, танго.
Я лезу за карманным словариком, но это лишнее, потому что один из братьев — ах вот кем они друг другу приходятся! — принимается за стрижку. Делает он это очень медленно, трясущимися руками, покрытыми старческими пятнами, и очень бережно, будто каждый волосок стоит целое состояние. Второй дремлет в кресле. Он похож на огромную ящерицу, нежащуюся под солнцем. Пробудившись, он отказывается взять у меня деньги и целует на прощанье руку.
Радость и благодарность переполняют меня, я мчусь в ближайший киоск, чтобы купить им цветов, но вернувшись, вижу запертую дверь. Я кладу цветы прямо на тротуар у входа, что выглядит диковато, словно возложение венка на могилу. Так что беру букет и иду по городу, сияя, словно женщина, которую любят, — и именно так, впервые за долгие годы, я себя ощущаю.
По пути в отель в магазине Favela покупаю две пары танцевальных туфель с закрытым носком. И те и другие не подойдут для моей узкой ноги и «подарят» ночи агонии. А еще я покупаю в одном из музыкальных магазинов на Авенида Корриентес (улице, где отовсюду раздаются берущие за душу, меланхоличные мелодии) набор дисков с композициями Пьяццоллы.
Тем же вечером нам с Джеймсом представляется редкая возможность послушать в театре «Колон» «Концерт для бандонеона с оркестром» Пьяццоллы. Мы сидим в позолоченном зале, в вечерних нарядах, источающих, правда, не совсем подобающий «аромат» (за десять дней непрерывных танцев у нас не осталось чистых вещей, причем не только у нас с Джеймсом, но у и всего нашего новозеландского десанта). Я и раньше слышала этот концерт, но слушать его вживую, наблюдать за сидящим в центре сцены музыкантом, играющим на черном бандонеоне, похожем на волшебное легкое, выдыхающее звуки… Невозможно передать словами это ощущение. Инструмент словно обращается ко мне своим почти человеческим голосом. Словно я разговариваю с душой Астора Пьяццоллы. Она понимает, какой путь я проделала и сколько мне еще предстоит пройти. Она чувствует мое одиночество, мою потерянность и страстное желание, которое я всегда ношу с собой в невидимом чемодане.
— Пьяццолла один такой, да, Капка? — Джеймс протягивает мне носовой платок.
Я и забыла про сидящего рядом друга, забыла вообще обо всем. Повернувшись к нему, вижу что-то странное в его глазах. Да это же… слезы. Смотрю еще раз, чтобы убедиться, но передо мной все расплывается.
Обессиленные после музыкального крещения, мы бредем в наш убогий, далеко не ориентальный отель, вдыхая разносящиеся отовсюду ароматы жареного мяса и свежезаваренного мате.
— Хочу быть частью всего этого. Но знаю, что не суждено.
— Капка, да ты везде чужая.
— Ну, спасибо тебе. Знаешь, как ободрить.
— Обращайся в любое время.
Мы потерялись, точнее, понимаем, что идем не в ту сторону. Но заплутать в центральной части города — совершенно нормально, даже можно сказать, это туристическая традиция. Прогулка по нескончаемой Авенида Корриентес с ее светящимися афишами спектаклей и кабаре, огромными, залитыми светом и открытыми допоздна кафе с такими названиями, как El Opera, наполняет меня космополитическим трепетом. Чувством, в котором уживаются одновременно и счастье, и грусть, и настоящее, и прошлое.
Назову это тангизмом. Некоторые знающие люди утверждают, что танго — это не просто музыка и танец. Существуют эмоции танго, язык танго, места танго и даже люди танго. Не нужно даже знать танго, чтобы воспринимать мир таким образом. Это состояние души.
В последний день в Буэнос-Айресе решаю спустить оставшиеся деньги на частный урок с преподавателем по имени Оскар — невероятно высокого роста и со свирепым лицом. В своей простой студии в Сан-Тельмо он не тратит время на церемонии: сразу же после начала занятия достает четыре монеты и раскладывает их на полу так, что они образуют маленький квадрат.
— Танго кажется сложным, да? На самом деле все очень просто. Все крутится вокруг cuadrado, как вы это называете?
— Квадрат?
— Да, квадрат.